Рыдания вырываются из меня, сотрясая плечи и царапая легкие. Это ярость и опустошение, смешанные вместе, худший вид разбитого сердца.

Как он мог так поступить? После всего, что я сделала… всего, что я готова была сделать для него.

Я видела это в его глазах — этих прекрасных, измученных глазах. Он хотел мне поверить, но не мог. Тот крошечный фитиль доверия, который все еще есть в нем, поджигали слишком много раз.

Доверял ли он мне когда-нибудь по-настоящему? Верил ли когда-нибудь, что мы сможем продержаться… вечно? Или какая-то его часть просто ждала, наблюдала, пока я не налажаю?

Ну и хрен с ним. К черту его и его гребаный дворец. Всё. С меня хватит.

— Могу я принести вам чаю, мисс Хэммонд? — я громко ахаю, и мне кажется, что мое сердце останавливается.

Это горничная из моей комнаты — кажется, ее зовут Мелли. Я не видела ее, когда вошла, потому что плакала, уткнувшись в ладони. Ее чистое лицо переполнено сочувствием.

Но я устала быть окруженной — устала от горничных и охраны, и… от засранцев из Твиттера… и от этих долбаных секретарей и помощников. Я просто хочу побыть одна. Хочу забиться в угол, где меня никто не увидит и не услышит, чтобы я могла дышать… и выплакивать свои чертовы глаза.

Икота пронзает мою грудь.

— Н-нет. Нет, спасибо.

Она кивает, опустив глаза — как послушная маленькая служанка. Она незаметно проскальзывает мимо меня, закрывая за собой дверь. Обученная, ох, как хорошо.

Я запираю дверь. Затем иду к книжному шкафу, соединяющему эту комнату с комнатой Николаса, и запираю его тоже.

Направляюсь в ванную и на полную мощность включаю душ. Когда вокруг меня поднимается пар, я срываю с себя одежду, давясь слезами. Захожу в душ, сползаю на пол и кладу голову на колени. И когда вода обрушивается на меня, я позволяю слезам вылиться наружу.

Николас

Однажды я посетил детскую больничную палату, специализировавшуюся на лечении самых редких и запутанных болезней. Там была молодая девушка — крошечное, перебинтованное, прекрасное создание — которая не могла испытывать боль. Что-то связанное с тем, как ее нервы взаимодействуют с мозгом.

На первый взгляд можно было бы подумать, что жизнь без боли была бы благословением — у нее никогда не болели бы зубы, живот, ее родителям никогда не пришлось бы вытирать слезы после того, как она упадет.

Но на самом деле боль — это дар. Предупреждение о том, что что-то не так и необходимо принять меры для исправления ситуации. В противном случае, без боли, незначительная травма может привести к смертельным последствиям.

Чувство вины действует точно так же. Это сигнал от совести, что что-то чудовищно не так. Мое съедает меня — одним медленным, резким укусом за раз — в те минуты, когда я остаюсь в пустом офисе.

Оно цепляется за внутренности моего живота, когда я возвращаюсь в свою комнату. Оно собирается у меня в горле, когда я наливаю себе виски, что делает способность его проглотить почти невозможной.

Я не могу отделаться от него, не могу перестать видеть… выражение лица Оливии, когда я смотрел на нее в последний раз. Уничтоженную. Раздавленную.

Она не должна чувствовать себя так.

Я — пострадавшая сторона.