Я — пострадавшая сторона. Я тот, кому солгали. Предали.

Тогда почему я чувствую себя таким чертовски виноватым?

Вина вонзается в меня, как зазубренный край сломанного ребра.

Стакан звенит, когда я ставлю его на стол, затем иду к книжному шкафу и по коридору, ведущему в комнату Оливии.

Но когда я нажимаю на книжный шкаф, он не поддается — не сдвигается ни на сантиметр. Я совсем забыл про задвижку. Мама сама ее установила. Это был единственный раз, когда я видел ее с отверткой в руке — и единственный раз, когда слышал, как она называла моего отца гребаным придурком.

Они уладили все, о чем спорили, но задвижка осталась.

И, по-видимому, теперь ею снова воспользовались.

Я поправляю волосы и выхожу из комнаты в коридор, направляясь к двери Оливии. Стучу по ней изо всех сил. Но ответа нет.

Проходя мимо, молодая горничная кивает мне, и я отвечаю ей тем же.

Я дергаю ручку, но дверь тоже заперта, и я снова стучу, изо всех сил стараясь подавить нарастающее с каждой секундой раздражение.

— Оливия? Я хотел бы поговорить с тобой.

Я жду, но ответа нет.

— Оливия. — Я снова стучу. — Все вышло… из-под контроля, и я хочу поговорить с тобой об этом. Не могла бы ты открыть дверь?

Когда мимо проходит охранник, я чувствую себя полным идиотом. И именно так я и должен выглядеть. Стучать и умолять за дверью в моем собственном чертовом доме. В этот раз я стучу по двери кулаком.

— Оливия!

Через тридцать секунд, когда ответа все еще нет, моя вина превращается в дым.

— Ладно, — я смотрю на закрытую дверь. — Будь по твоему.

Я спускаюсь по лестнице и замечаю в фойе Фергюса.

— Пусть подгонят машину.

— Куда вы едете?

— Подальше.

— Когда вернетесь?

— Поздно.

Его взгляд скользит по мне.

— Похоже на чертовски глупый поступок.

— Оказывается, я поступал чертовски глупо в течение последних пяти месяцев. — Я выхожу за дверь. — Зачем останавливаться сейчас?

Оливия

После душа я надеваю свою одежду — свою настоящую одежду: серые спортивные штаны и белую футболку с V-образным вырезом.

Я не сушу волосы, а скручиваю их в мокрый пучок на макушке. Мои глаза покраснели и опухли, и, вероятно, выглядят еще хуже.

Я вытаскиваю свои чемоданы из шкафа и начинаю собирать вещи, не забыв оставить все до единой вещи, которые принесла мне стилист Сабина. Они уже думают, что я охотница за деньгами; будь я проклята, если вложу в их руки еще больше оружия.

Когда я заканчиваю, то собираюсь спуститься в офис секретаря бюро путешествий, чтобы взять машину до аэропорта и билет домой. Но у моих ног есть другие идеи.

Они ведут меня через книжный шкаф в комнату Николаса. Там тихо, видимо, никого нет. Я вижу на столе стакан виски. Касаюсь его кончиками пальцев — потому что его касался он. Потом подхожу к его кровати — большой, красивой кровати. Утыкаюсь лицом в подушку Николаса, глубоко вдыхая его запах — этот удивительный мужской запах, принадлежащий ему — намек на океан и специи. Он заставляет мою кожу покалывать. Заставляет глаза гореть.

Мне показалось, я выплакала все, но, видимо, нет.