Как будто ее здесь никогда и не было.

Возвращаюсь в спальню, и мое внимание привлекает блеск на комоде. Ожерелье со снежинкой. Оно принадлежало ей — оно было сделано для нее; я отдал его ей.

Чтобы оно всегда было с ней.

Думаю, даже это было эгоистично с моей стороны. Мне нравилась мысль о том, что у нее есть что-то осязаемое, что-то, к чему она может прикоснуться, чтобы вспоминать меня… после.

И она оставила его.

Нельзя было выразиться более громко и ясно.

Мимо открытой двери в коридор проходит горничная, и я рявкаю на нее.

— Приведи сюда Уинстона. Сейчас же!

Я держу ожерелье на ладони, когда входят Генри и Саймон… а затем Фергюс.

— Когда? — спрашиваю я своего дворецкого.

— Мисс Оливия уехала вчера вечером.

— Почему мне не сказали?

— Вы велели ей уезжать. Я сам слышал, как вы ей это сказали. Весь дом слышал, ваш крик.

Я вздрагиваю.

— Мы просто выполняли приказ. — И его слова сочатся сарказмом.

Не в этот раз, старина.

Уинстон входит в комнату, на его губах застыла непрестанная самодовольная ухмылка. И я хочу ударить его по лицу. Почему я не сделал этого вчера? Когда он предположил, что Оливия когда-нибудь… черт возьми, я идиот.

— Верните ее.

— Она уже прибыла в Нью-Йорк, — говорит Фергюс.

— Тогда привезите ее из Нью-Йорка.

— Она ушла, Николас, — отмечает Саймон.

И Генри начинает:

— Ты не можешь просто…

— Верните ее назад! — кричу я так громко, что дрожат рамы на стенах.

— О, ради всего святого. — Генри хватает меня за плечи. — Скажешь людям, чтобы они вернули ее, и они вернут ее любым способом. А потом мы добавим в твое резюме «международный похититель». Она не кость, Николас — ты не можешь приказать, чтобы ее принесли.

— Я могу делать все, что захочу, — шиплю я.

— Черт возьми, — выругался Генри. — Я что, тоже так разговариваю?

Паника. Она поднимается, как дым, к моему горлу, душит меня, заставляя руки сжимать кулон, как спасательный круг. Заставляя возникать у меня в голове диким мыслям и говорить идиотские вещи.

Потому что… что, если Оливия не вернется? Что же мне тогда делать?

Без нее.

Мой голос превращается в прах.

— Она вернется с ними. Они ей все объяснят. Скажут ей… что я совершил ошибку. Что мне очень жаль.

Мой младший брат смотрит на меня так, словно я сошел с ума, а может, и сошел.

Саймон делает шаг вперед, хватая меня за руку.

— Скажи ей сам, приятель.

Недостатком ответственности и долга является то, что они дают вам туннельное видение — вы не видите общую картину, варианты, потому что варианты никогда не были вашей возможностью. Вы видите только след, на котором вы зациклены, тот, который ведет вас через туннель.

Но иногда, даже самые надежные поезда сходят с рельс.

— Принц Николас, вам туда нельзя.