Это всегда оказывается женщина — другая женщина — которую сжигают на костре.
И у меня нет ответа. Потому что я не задумывался так далеко. Будущее не имело значения — все, что имело значение, это обладать Оливией, удержать ее, иметь возможность целовать ее каждое утро, а каждую ночь говорить, показывать ей, как она мне дорога.
Брови моей бабушки сходятся вместе, будто она обижена.
— Неужели ты такой эгоист, мой мальчик? Это та жизнь, которую ты хочешь для нее?
Жизнь, которую я хочу для нее?
Я хочу положить весь мир к ногам Оливии.
Я хочу показать ей каждый его уголок, исследовать его, держа ее за руку. Я хочу достать для нее звезды — и Луну, и Рай — и все, что между ними.
И на мгновение я действительно подумал, что могу отдать их ей. Я верил, что есть способ.
Глупец.
Фрэнни назвала меня глупцом. Дважды проклятым идиотом. На этот раз я с ней согласен.
Когда я отвечаю, мой голос звучит глухо — опустошенно, пустая имитация моего собственного.
— Нет.
— Тогда отпусти ее. Если ты действительно любишь ее, пусть она ненавидит тебя. Так ей будет легче. — Она кладет свою руку на мою, сжимая с силой, которая все еще меня удивляет. — И тебе тоже.
Я тру глаза, внезапно почувствовав такую… усталость.
— Список у Кристофера. Я сократила количество до пяти. Посмотри его. Они замечательные женщины, Николас. Любая из них сделает тебя счастливым, если ты только им позволишь.
Я выхожу из ее кабинета, не говоря ни слова, чувствуя себя ошеломленным. Останавливаюсь перед столом Кристофера, и он протягивает мне список. Одна страница, пять имен, пять симпатичных улыбающихся личиков размером с большой палец. Мне всё равно. Все бессмысленно.
С трудом сглотнув, возвращаю его секретарю королевы.
— Выбери одно.
Он переводит взгляд с меня на страницу и обратно.
— Я?
— Да.
— Э-э… кого же мне выбрать, Ваша Светлость?
И я говорю самые правдивые слова, которые когда-либо говорил в своей жизни.
— Это не имеет значения.
ГЛАВА 25
Оливия
Месяцы, проведенные в Весско, пролетели в мгновение ока, по щелчку пальцев — так всегда движется время, когда ты счастлив. Но последние два дня хромали, ползли в бесконечных, скрежещущих зубами мучительных секундах. Я думала, что покинуть Весско — это самое трудное, что я когда-либо делала.
Но я ошибалась. Жить без Николаса намного труднее.
Я позвонила Элли из аэропорта, сказала ей, что возвращаюсь домой, попросила меня встретить, когда приземлюсь. Но когда я вышла из ворот, там была не она.
Там был мой отец.
Его глаза были ясными — трезвыми и серьезными. И понимающими.
Когда он добрался до меня, я уже плакала. Даже не пыталась сдерживаться.
Он говорил мне, что все будет хорошо; обещал, что со мной все будет в порядке. Сказал, что я сильная — как моя мама — и что я пройду через это. Он укачивал меня и держал так крепко.
Мой герой.
Но это была борьба. Мне приходилось бороться с желанием свернуться в клубок и заплакать, потому что все болело. |