Был такой Авдышев, точно! Я к нему в Солнцево. Не проживает, говорят. Навел справки по военкоматовской системе. Записано: «Снят с учета в связи со смертью»! Сечешь, студент?.. Когда мне эта фотка в белом конвертике пришла, я поехал по последнему адресу этого Авдышева, встретился с его вдовой. Она рассказала, что дела крутят – и его, и конокрадовское. Убийство подозревают. Но главное не в этом. Мать Артура и его Маша Авдышева говорят, незадолго до смерти каждый из них получил по такой же картинке. Понял?
– Н‑не очень, – пробормотал Симоненко, выбивая зубами чечетку.
– А ты подумай.
Пролив половину, Андрей выпил мелкими глотками «паленое» пойло. Похлопал себя по карманам, встал, с трудом дошел до вешалки, вынул из кармана куртки пачку «Примы». Кто‑то хлопнул наружной дверью. Студент запер комнату на ключ.
– Андрей, это я.' – постучал сокурсник.
– Позже, Миша. Я занят, – машинально ответил Симоненко и размял сигарету, кроша табаком на пол.
– А что, если… как его, говоришь, который слова написал?
– Черепанов, – подсказал гость.
– Так может, он рассылал… дружкам, так сказать? Борис нацарапал на спичечном коробке телефон, бросил коробку на стол.
– У него уже не спросишь. Нас тогда семеро было, Андрюша. А на призывном – четыреста шестьдесят четыре человека по спискам. Тебя я вспомнил, потому что ты самым первым из нас уходил, вас в «седьмой» всего‑то пятнадцать человек было – вычислить нетрудно. А остальных я забыл, да и не знал толком… Мы ведь тогда как – собрались, прапору ВДВ, старшему в казарме, на пузырь скинулись, и гуляй, рванина, до шести утра. Паспортов уже нет – уже не гражданские, а военных билетов еще нет – еще не солдаты. Вне закона, так сказать. Засосали водяры, ширнулись – на подвиги потянуло. Ну, дело‑то не в этом. Ты кого‑нибудь еще не помнишь? Может, адресок тогда снял или после встречался?
– Нет! Никого и ничего, понял? – выдохнул Симоненко. Военкоматовский прапорщик набычился, грозно посмотрел собеседнику в глаза. Внезапно он схватил тщедушного студента за грудки, приподнял и заговорил, в такт словам постукивая несчастного спиной о стену:
– Думай головой, баран, думай! Семеро было, троих уже нет мы с тобой пока живы. Теперь я получил «привет с того света»' Еще двоих найти надо. Если и их похоронили – на очереди мы! Что дураком‑то прикидываешься?!
– Пусти! – с силой оттолкнул Симоненко крепыша, сорвал с себя свитер и, швырнув его в угол, плюхнулся на кровать. – В гробу я их видел, понял?! И тебя тоже! Не помню, как тебя звать, а только зря ты меня вычислил: не было ничего! Бабу эту на фотке я в глаза не видел, никаких Авдышевых – Конокрадовых знать не знаю. И встречаться нам больше ни к чему. Забудь обо всем, как я забыл. Так будет лучше.
Борис побагровел, на толстой мускулистой его шее пульсировала вена, глаза покраснели от выпитого. Дышал он тяжело и часто, как дышат наркоманы и курильщики.
– Про короткую память ты будешь ментам на допросе свистеть, если, конечно, доживешь, – произнес он негромко, но с угрозой. – А меня интересуют двое оставшихся. Может, ты тачку помнишь, на которой мы девочку катали? Ну?.. Я по номеру…
Андрей медленно поднял голову и невидящим взглядом уставился в пространство. Борис уселся верхом на стул, задышал на студента коньячным перегаром.
– Да врубись же ты, Андрюша! Не иначе это работа того фраера, которому мы тогда по балде дали – муж он ей или кто еще, неважно! Или ты в совпадения веришь?.. Ментура ведь нас не таскала? А три трупа. Если не пять! Я ведь и тебя не больно‑то рассчитывал в живых застать… Короче, если мы его не найдем, он найдет нас. |