Разговор теперь совершенно прекращается. Каждый из пассажиров устремляет свой взор в противоположное окно, и при этом каждый полагает, что сосед его пристально смотрит на него. Если один из пассажиров выйдет у переулка Шу, а другой на улицы Фаррингдон, маленький старичок ворчит и делает последнему замечание такого рода, что если бы и он вышед у переулка Шу, то избавил бы весь омнибус от лишней остановки. При этом замечании между молодыми людьми снова поднимается смех. Старичок-джентльмен смотрит весьма серьёзно и ни слова не промолвит до самого Банка. Здесь он чрезвычайно быстро выскакивает из омнибуса, предоставляя нам сделать тоже самое. Мы следуем его примеру и, вступив на тротуар, от всей души желаем оставшимся пассажирам насладиться хотя бы частию того удовольствия, которое мы извлекли из нашей поездки.

XI. ЦИРК АСТЛИ (*).

   (*) Astley's -- так назывался в старые годы нынешний Королевский Амфитеатр. Первоначально это место было обнесено забором и служило открытым манежем для желающих учиться верховой езде. В 1780 году его подвели под крышу и обратили в цирк. После того он несколько раз сгорал до основания и возобновлялся. Со времени появления труппы Дукро, который совершенно преобразовал внутреннее устройство цирка, это место пользуется особенным покровительством лондонской полиции. Прим. пер.

   Каждый раз, как только случалось нашим взорам встретиться с огромными, изумительными римскими заглавными буквами -- в книге ли, в окнах ли магазинов, или на вывесках -- и в душе нашей немедленно рождалось неясное, безотчетное воспоминание о той счастливой поре, когда приступлено были к посвящению нас в таинства букваря. Мы живо представляем себе острый кончик булавки, который следит за каждой буквой, для того, чтобы сильнее запечатлеть форму этой буквы в нашем детском слабом воображении. Мы невольно содрагаемся при воспоминании костлявых сгибов пальцев правой руки, которыми почтенная старушка-лэди, внушавшая нам, за десять пенсов в неделю, первыя правила воспитания, любила награждать наши юныя головки, ради того, чтобы бы привести в порядок смутныя идеи, которым мы нередко предавались. Это неопределенное чувство преследует нас во многих других случаях; но, кроме цирка Астли, нам кажется, нет ни одного места, которое бы так сильно пробуждало в нашей душе воспоминание о детском возрасте. Цирк Астли в ту пору не носил еще громкаго названия Королевскаго Амфитеатра, тогда еще не являлся Дукро, чтобы пролит свет классическаго вкуса и портабельнаго газа над песчаной площадкой, служившей для конскаго ристалища. Впрочем, общий характер того места остался тот же самый: пьесы давались теже самыя, шутки паяцов были теже самыя, берейторы были одинаково величественны, комическия актеры -- одинаково остроумны, трагики одинаково хриплы, и лошади одинаково одушевлены. Цирк Астли изменился к лучшему,-- и только мы переменились к худшему. Вкус к театральным представлениям совершенно покинул нас, и, к стыду нашему, должно признаться, что мы гораздо более находим удовольствия, наблюдая зрителей, нежели мишурный блеск, который открывается на сцене и который некогда там высоко ценился нами.

   В свободное время мы считаем большим удовольствием любоваться посетителями Астли, любоваться па и ма {Pa и ma -- слова, заменяющий в разговорном языке англичан papa и mama. Прим. пер.}, девятью или десятью детьми, от пяти с половиной до двух с половиной футов ростом, от четырнадцати до четырех-летняго возраста. Однажды мы только что заняли место в ложе против самой середины цирка, как увидели, что соседняя ложа стала наводняться обществом, которое как нельзя более согласовалось с нашим beau ideal, составленным в воображении для описания группы посетителей Астли.