Однажды нам самим случилось проехать четыреста миль с толстым джентльменом, который при каждой перемене лошадей требовал, чтобы ему подали в окно кареты стакан горячаго грога. А ведь это куда как неприятно! В другой раз нам случилось ехать с белокурым юношей весьма болезненнаго вида и с незаметной шеей, который возвращался в город из школы, под покровительством кондуктора, и которому предназначено было остаться в местечке Кросс-Кийс впредь до востребования. А это нам показалось в тысячу крат хуже джентльмена с безпрерывными стаканами горячаго грога. Далее: вы испытываете целый ряд злополучий, неизбежных при выходе пассажира, и, в добавок ко всему этому, весьма часто случается, что в ту минуту, как вы начинаете засыпать, у кондуктора является необходимость в коричневом свертке, который сколько ему помнится, положен под вашим сиденьем. Вы привстаете: начинаются шум и шаренье по ящикам, и когда ваше расположение ко сну совершенно исчезает, когда ноги ваши едва не цепенеют от ненатуральнаго, скорченнаго положения, кондуктору внезапно приходят на память, что он положил этот сверток в ящик под козлами. Дверца кареты затворяется; сверток отискивается; карета трогается с места, и кондуктор начинает трубить в свой рожок так громко и пронзительно, как будто нарочно затем, чтоб надсмеяться над вашей досадой.
В омнибусах вы никогда не встретитесь с подобными безпокойствами. Между почтовой каретой и омнибусом не существует ни малейшаго сходства. Пассажиры в омнибусе переменяются в течение дороги так часто, как фигуры калейдоскопа, и хотя они игривостью своею и привлекательностию далеко уступают фигурам калейдоскопа, но зато в тысячу раз бывают интереснее и забавнее. Мы не знаем еще до сих пор ни одного примера, чтобы пассажиры спали в омнибусах. Что касается длинных разсказов, то решится ли кто нибудь на это предприятие? а если и решится, то от этого никто не пострадает: по всей вероятности, или разскащик сам не кончит своего разсказа до конца дороги, или никто из пассажиров не дослушает конца разскава, а другой не услышит и начала; словом сказать, никто не поймет о чем он ораторствует. Дети хотя и встречаются в омнибусах, но не так чисто, и притом они бывают как-то не заметны, особливо когда экипаж полон пассажиров. Короче сказать, что после здраваго размышления и продолжительнаго опыта мы остаемся такого мнения, что, начиная от модной кареты, в которой возили нас в церковь для совершения таинства крещения, до той печальной колесницы, в которой, по всей вероятности, мы должны совершить наше последнее земное путешествие, в целом мире не найдется ничего подобнаго омнибусу.
Нам особенно понравилась одна машина, в которой мы совершаем наши ежедневныя поездки от самого начала Оксфордской улицы до Сити; не знаем только, почему она поправилась: по наружности ли своей, которая не имела никаких украшений, по простоте ли ея внутренности, или по врожденному хладнокровию кондуктора. Этот молодой человек представляет из себя замечательный пример преданности собственной своей персоне. Его необузданная ревность к пользе и выгодам своего хозяина постоянно вводит его в неприятные хлопоты, а иногда и прямо в исправительный дом. Едва только он отделается от одной неприятности, как снова, и с удвоенным рвением, принимает на себя обязанности своей профессии. Главное его отличие состоит в деятельности. Он постоянно хвалится уменьем "поддеть на дороге стараго джентльмена, ловко втолкнуть его в карету и пуститься в дальнейший путь, прежде чем джентльмен узнает, куда его везут." Эту проделку он выполняет безпрестанно, к безпредельному удовольствию каждаго из пассажиров, за исключением помянутаго джентльмена, который касательно этой шутки остается в совершенном неведении.
Мы до сих пор не знаем, какое число пассажиров должен вмещать в себе омнибус; но, судя по решительным действиям кондуктора, мы успели заметить, что в вашем омнибусе столько может поместиться, сколько встретится желающих проехать в нем. |