Человек, за которым мы следим, почти ощупью пробираясь в эту берлогу, беспрестанно попадает в глубокие лужи и наконец доходит до последнего дома в квартале. Двери, или, лучше сказать, остатки от дверей, стояли настежь для лучшего удобства безчисленному множеству жильцов. По старой и переломанной лестнице мужчина ощупью пробрался на чердак.

Уже он находился в двух ступеньках от своей комнаты, как вдруг отворяется дверь в нее и является девушка. Вид этой девушки болезненно изнуренный; его можно сравнить со свечей, которую она прикрывала изсохшей рукои.

- Это вы батюшка? спрашивает девушка.

- Кому же еще быть, как не мне? грубо отвечает отец.- Отчего же ты дрожишь? Сегодня я немного пил: без денег не достанешь вина, а без работы не достанешь денег. Скажи, пожалуста, какая нелегкая приключилась тебе?

- Я нездорова, батюшка... я не совсем здорова, отвечает несчастная дочь, заливаясь слезами.

- Я знаю, что ты нездорова, возражает отец таким тоном, каким говорить человек, когда он принужден бывает допустить весьма неприятный факт.- Тебе нужно скорее поправляться: ты знаешь, что нам нужны деньги. Отправдяйся же к приходскому доктору и скажи, чтобы он дал тебе лекарства. Они должны вылечить тебя: они берут за это деньги. Чтожь ты стоишь в дверях? Пусти меня... да что же ты стоишь тут? тебе я говорю?

- Батюшка, шопотом говорит девушка, притворяя дверь и заслоняя вход в нее: - батюшка, вы не знаете, что Вильям воротился назад.

- Кто? с изумлением восклицает отец.

- Ради Бога, тише, возражает дочь.- Вильям воротился, мой брат Вильям.

- А что ему здесь нужно? вопрошает отец, стараясь сохранить спокойствие.- Небось ему нужно денег? хлеба? вина? Ошибся, очень ошибся, если только за этим пришел сюда. Не туда попал, любезный!... Дай мне свечу!... дай же мне свечу, дура... я ведь не трону его.

Он грубо выхватывает свечу из рук дочери и, входит в комнату.

Подле камина, в котором тлелся жалкий огонек, на старом истертом сундуке, сидит молодой человек, лет двадцати-двух от роду, бедно одетый в куртку и брюки из грубой материи. Голова его задумчиво склонена на руку. При входе отца он вздрогнул.

- Мэри, запирай скорее дверь, говорит молодой человек, весьма торопливо.- Запирай дверь, Мэри. Вот так. Батюшка, ты, кажется, не узнаешь меня. Мудрено, впрочем, и узнать. Много прошло времени, с тех пор, как ты прогнал меня. Ты очень легко мог позабыть меня.

- Чтожь тебе нужно здесь? спрашивает отец, опускаясь на стул, по другую сторону камина.- Чего же ты хочешь от меня теперь?

- Убежища, прикрытия, отвечает сын; - Я в беде - вот и все тут. Если меня поймают, то непременно повесят. А если я не останусь здесь, то меня непременно поймают. Вот вся моя история.

- То есть ты хочешь сказать, что ты ограбил кого нибудь... или убил, не так ли?

- Так точно, отвечает сын.- Тебя это изумляет?

И вместе с этим он пристально смотрит на лицо отца.

Отец отводит свои взоры и устремляет их в пол.

- Где же твои братья? спрашивает он, после продолжительной паузы.

- Там, откуда они тебя никогда не потревожат: Джон в Америке, а Генри умер.

- Умер?! произносит отец, и по всему телу его пробегает трепет, скрыть который он не в состоянии.

- Да, умер, отвечает молодой человек.