Некоторые из подобных людей предаются этому унизительному пороку под влиянием горя и несчастий. Обманутые надежды, на которых основывалось благополучие их жизни, смерть нежно любимого создания, скорбь, медленно снедающая сердце, доводят их до безумия, и они представляют собою отвратительный образец сумасшедишх, медленно умирающих от своих собственных рук. Но самая большая часть из них добровольно и с открытыми глазами бросаются в бездну, в которую упавши однажды, они никогда уже не возвращаются, напротив того, глубже и глубже погружаются в нее, и наконец спасение становится для них совершенно безнадежным.

Представим себе, что подобный человек стоит подле кровати умирающей своей жены, между тем как дети его, опустившись на колени вокруг болезненного ложа, мешают тихие порывы своей скорби с невинными мольбами. Комната меблирована скудно, и чтоб узнать всю скорбь, всю нужду и заботы, которые скрывались в этой комнате в течение многих томительных лет, стоит взглянуть на бледный образ женщины, жизнь которой быстро улетает. Молодая девица, лицо которой орошено слезами, поддерживает голову умирающей. Эта девица - дочь страдалицы. Но не к дочери обращено истомленное лицо умирающей; холодные и трепещущие пальцы её не сжимают руки, на которой покоится её головка: нет! они слабо прикасаются к руке мужа, затухающие взоры остановились на его лице, и под влиянием их он трепещет. Одежда мужа в беспорядке, лицо его пылает, глаза налились кровью, веки тяжелы. Его только что призвали от шумной оргии к скорбному и смертному одру.

Прикрытая лампада разливает тусклый свет на предметы, окружающие ложе страдалицы, и оставляет прочия части комнаты в глубокой темноте. Окрест дома водворяется безмолвие ночи, внутри его - летает ангел смерти. Над камином повешены часы. Тихий, однообразный звук маятника один только нарушает глубокую тишину. Все присутствующие притаили дыхание: каждый из них знает, что следующий бой часов будет вместе и погребальным звоном отлетевшей душе.

О, как страшно ждать и наблюдать за приближением смерти, знать наверное, что всякая надежда на выздоровление исчезла, сидеть и считать печально скучные часы медленных и долгих ночей! Кров застывает в жилах, когда вы слышите, что самые драгоценные, самые сокровенные тайны души раскрываются перед вами, когда горячка и бред срывают маску и обнаруживают вам жизнь человека во всей её наготе. Какую странную исповедь читает умирающий в последния минуты своей жизни! сколько вины и преступлений заключается в этих признаниях! окружающие смертный одр иногда с ужасом отступают от него: они страшатся, чтобы виденное и слышанное ими не заразило их. И много, много несчастных умирали одиноко, признаваясь в преступлениях; одно название которых удалило бы самых неустрашимых людей.

Но вам не услышать подобных признаний от страдалицы, ложе которой окружают дети. Полу-скрываемые вздохи и рыдание их нарушают безмолвие комнаты. И наконец, когда слабая рука матери остается неподвижною, когда потухающий взор её слабо переходит от отца к детям, когда она тщетно старается что-то сказать и голова её тяжело опускается на подушку, тогда все притихает, и она, по видимому, предается сладкому сну. Дети наклоняются над ней; они призывают ее - сначала тихо и нежно, а потом громким и раздирающим воплем отчаяния. Но на призыв их нет ответа. Они прислушиваются к её дыханию, но дыхание замерло в её груди. Они щупают биение сердца, но оно затихло навеки. Это сердце сокрушилось, и страдалица заснула непробудным сном.

Муж опускается подле кровати на стул и обеими руками сжимает себе пылающую голову. Он смотрит то на одно, то на другое дитя и, встречаясь с горячими слезами их, невольно содрогается. Ни одного слова утешения не достигает его слуха, ни одного взгляда сострадания не останавливается на его лице. Все и все охладело к нему, и когда он неровными шагами удаляется из комнаты, никто не следует за ним, никто не хочет утешать его.