— Ассалям алейкум, — сказал я.

— Алейкум, — ответил мулла.

Я сдержал усмешку, понимая, что мулла фактически отказался приветствовать меня как положено. Лишь бы не пожелать милости Аллаха неверному. Хотя ответить как подобает ему ничего не запрещало и не мешало. Я ещё больше уверился в том, что мы пришли по нужному адресу.

Не удивлюсь, если именно он и баламутит воду, пользуясь своим положением.

— Что привело вас сюда? — на довольно плохом русском языке спросил мулла.

Его прихожане продолжали глядеть на нас волком, стоя у него за спиной. Их было восемь, а нас — всего трое. Расклад не в нашу пользу, но мы всё равно будем делать то, что должны.

— Я хотел поговорить, — сказал я. — Наедине.

— У меня нет секретов от моих добрых соседей, — сказал мулла.

— Меня зовут Никита Степанов сын Злобин, — представился я.

— Баир-мулла.

— Рахмет.

— Абляз.

— Зуфяр.

— Талгат.

Остальные татары не представились. Как и мои спутники. В воздухе вообще висело напряжение, как перед дракой, хотя место к драке вообще не располагало.

— И о чём ты хотел поговорить, Никита Степанов сын? — спросил мулла.

— Наедине, — повторил я.

Мулла поиграл желваками, жестом отослал своих прихожан подальше. Леонтий и Фёдор отошли вместе с ними, держась, впрочем, на расстоянии.

— Говори, — тихо сказал Баир-мулла.

Я бы предпочёл поговорить с ним в одной из кремлёвских башен, в подвале, рядом с горящей жаровней и лежащими на ней клещами для большей сговорчивости. Но пока придётся так.

— Я приехал из Москвы. С поручением от царя Иоанна Васильевича, — сказал я.

Мулла равнодушно смотрел на меня, никак не реагируя. Просто ждал, когда я закончу и покину его мечеть. Наверняка будет драить всё со щёлоком после нас. Лишь бы не оскверниться нашим духом. Даже имя царя его не впечатлило.

— И раз уж среди его подданных теперь столько мусульман, ему нужен наставник. Мулла, — солгал я. — Мой выбор пал на тебя.

— Долго же он шёл к этой мысли, — сказал Баир-мулла. — И почему я? Я простого рода.

— Государь не любит поспешных решений, — сказал я. — А я не люблю родовитых священнослужителей. Они слишком держатся за свою родню, забывая о пастве.

— У него достаточно верных слуг из нашего народа, — фыркнул мулла.

— Верные говорят только то, что он хочет услышать, — сказал я. — Никто не осмеливается сказать правду.

Мулла вспыхнул, вскинулся.

— Правду? Он хочет правды? Вы отняли у нас всё! Наши дома, нашу землю, нашу веру! Вот в чём наша правда! — фыркнул он. — Уходи, урус.

Я степенно кивнул, посмотрел на Леонтия и Фёдора, на татар.

— Я понял тебя, Баир-мулла, — сказал я. — Мы уходим.

Два раза звать не пришлось, Леонтий с Фёдором чувствовали себя здесь крайне неуютно. Мы поспешили к выходу, слушая тихое шипение на татарском за нашими спинами.

— Что говорят? — тихо спросил я у Фёдора, наклонившись к нему, пока натягивал сапоги.

— Ничего хорошего, — буркнул он.

Мы вышли на свежий воздух, отвязали коней.

— В кремль, поскорее. За мной! — приказал я. — Гойда, гойда!

Все трое с места сорвались на рысь, распугивая прохожих. Я не хотел, чтобы эти татары расползлись по ухоронкам и укрытиям, их нужно брать тёпленькими. Газиев не солгал, указал верно. Если кто и подначивает простой народ, подталкивает его к восстанию, то это, вне всякого сомнения, Баир-мулла и его люди. И он наверняка действует не один. Так что надо поспешать.