Пытать старика я не собирался, но припугнуть никогда не помешает. Он должен осознать, что его недруги где-то там, далеко-далеко, а мы, наоборот, здесь, и он уже в наших руках. Что ещё немного, и мы начнём выворачивать ему суставы или жечь огнём, и гораздо проще во всём признаться, нежели хранить чью-то противозаконную тайну.

— Если запугал тебя кто, мы к тебе охрану приставим, — добавил я. — А негодяев накажем. Ты только имя назови, кого нам искать.

Старик чуть не плакал, повиснув на руках у опричников.

— О… Майн готт… — выдохнул он. — Я скажу, скажу!

Я кисло улыбнулся. Если это очередная его шутка, и он мне сейчас скажет не то, что я желаю услышать, то придётся припугнуть его ещё… Чего мне не хотелось. Он и так едва на ногах стоит от ужаса.

— Мне говорили… Ох, седая моя голова… Кто-то из заезжих будто бы… — всхлипнул он.

С трудом, будто эти слова драли ему глотку.

Я окинул взглядом собравшуюся вокруг нас толпу иностранных специалистов. Агрессии видно не было, но смотрели настороженно, понимая, что кто-то из них может стать следующим. И наверняка среди них есть кто-то, из-за кого староста опасается говорить.

— Вот видишь, как память прочищается, — хмыкнул я. — Пошли-ка в дом, там побеседуем.

— Нет! Не надо! — взмолился он.

— Ладно… Кто из заезжих? — спросил я. — Вспоминай!

— Фрязин! — всхлипнул старик. — Имени не знаю!

— И что, фрязин город подпалил? — спросил я.

Итальянец, значит. Тут их было немало, с давних лет, традиция приглашать фряжских архитекторов для постройки каменных палат тянулась уже веками. Чего далеко ходить, тот же Московский Кремль строили итальянцы, сделав зубцы на стенах ласточкиным хвостом, как у итальянских гибеллинов, противников Папы.

— Так сказывали! — сказал он.

— Кто? — спросил я. — Кто сказывал?

Хоть что-то новенькое в череде нелепых слухов про Богородицу над городом или черта, ударившего вилами по чьей-то крыше.

— Я! — воскликнул вдруг юноша, предлагавший мне кошель с деньгами. — Я сказывал! Я фрязина с факелом в городе видал! Посреди дня!

— Не надо! — крикнул старик. — Помолчи, дурак!

— Сын твой? — спросил я у старосты.

Тот кивнул.

— Вреда не причиним, не бойся, — пообещал я. — А ты… Поедешь с нами. Разговор долгий выйдет, похоже.

Юноша всем видом показывал готовность к сотрудничеству. Молодец, не оставил папаню в беде. И старик тоже молодец, держался.

Я едва заметным жестом приказал опричникам его отпустить, и они бережно разжали свою стальную хватку. Один из них стрельнул глазами на паренька, мол, брать его, но я покачал головой. Парень и сам готов ехать с нами.

Ему привели лошадь, он забрался в седло, попрощался с отцом. Я твёрдо заверил старосту, что верну ему сына целым и невредимым, и что мы едем для простой беседы, а не для допроса третьей степени. Староста, кажется, не поверил, слишком уж сильно нервничал.

Парнишку тоже звали Иваном, если на наш манер. Просто и бесхитростно.

— Ну и где ты того фрязина видел? — спросил я.

Не удержался, начал разговор прямо на улице, в седле.

— На Дмитровке, — сказал он. — Посреди бела дня, с горящим факелом.

— И что же он, тот факел в крышу сунул кому? — хмыкнул я. — И с чего ты взял, что это фрязин, а не лях или ижорец какой?

— Так я окликнул его, — сказал парень. — Он по-фряжски выругался и убежал. С факелом. А я ругаться на восьми языках умею, понял его.