В одной из книжек, посвященной географическим открытиям
полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана
насчитывалась дюжина небольших материков -- скорее, крупных островов
размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти
аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти
названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался
определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного
государства -- Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь,
являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была
главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город -- вот
и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина
долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до
нее дошло, чего он хочет -- когда он объяснил, что имеет в виду времена, при
которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
* * *
Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил
дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не
подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он
оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже
всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин -- или те, кто
стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван
называл "дежурным врачом". Он долго изучал показания прибора, поочередно
подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не
говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин.
Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее
между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя
почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к
другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла
слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал --
только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного
социального застоя -- никаких войн, революций, вообще, никаких событий,
которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные
прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира --
Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. |