Оказалось, что каждый вечер, начиная
с прошлого четверга до этого вторника, Лютер стоял или, вернее, сидел на
посту как можно ближе к тому самому окошку; он там оставался с той минуты,
как миссис Биглин возвращалась из кино и будила его, до самого рассвета.
Понимаете, весь день он возился у себя в тюрьме, убирал, кормил
арестантов, да еще все время был начеку - не понадобится ли он шерифу для
каких-нибудь поручений, как же тут ему было не поспать хоть немножко, а
время на сон он мог выкроить только после ужина, до той минуты, когда
миссис Биглин - она ему была вместо будильника - возвращалась из кино и
его будила, значит, спал он примерно с семи часиков до половины десятого,
до десяти, смотря какой фильм попадался, а всю ночь напролет стоял или
сидел на складном стуле прямо под окошком у Флема, и не за награду, не за
славу, потому что одна миссис Биглин об этом знала, а исключительно из
верности Ифу Бишопу, из уважения к его присяге - защищать и оберегать
жизнь всех джефферсонских граждан, даже жизнь таких, как Флем Сноупс. И
надо же было Минку из всех двадцати четырех часов в сутки выбрать именно
это время, примерно где-то между семью и половиной десятого, и в этот
самый час явиться к Флему с той штукой, которую ему продали за револьвер,
как будто Минк сделал это нарочно, назло, а такого, как говорится, и
собаке не пожелаешь.
- Поезжайте, - сказал Стивенс. - И поскорее.
- Вот так-то, - сказал Рэтлиф. - Вот чем все это кончилось. Сколько он
сквалыжничал, сколько взыскивал, грабил, отнимал, когда мог - больше
исподтишка, втихую, но когда приходилось - и в открытую, топтал нас
ногами, а кое-кто успевал отскочить, чтоб не попасться окончательно. А что
теперь от всего этого осталось - старуха, которая и с постели не встает,
да ее дочка, старая дева, учительница, жили бы они себе тихо и мирно в
своей солнечной Калифорнии. Так нет - им теперь ехать сюда, в Миссисипи,
жить в этом белом слоновнике, в доме в этом, да еще, пожалуй, мисс Элисон
придется снова поступать на службу, а может, придется и жаться и
жмотничать, чтобы содержать такую махину, а то разве можно, чтоб все
друзья и знакомые, уж не говорю - чужие, про нее судачили, - вот, мол,
настоящая леди, родилась в Миссисипи и вдруг отказывается принять целый
дом не только в подарок, бесплатно, но и дом-то с самого начала был ихний,
так что теперь и спасибо говорить некому за то, что ей этот дом отдали.
Словом, может, в этом и есть какая-то мораль, если сумеешь ее найти.
- Нет никакой морали, - сказал Стивенс. - Люди просто стараются сделать
как лучше.
- Несчастные сукины дети, - сказал Рэтлиф.
- Да, несчастные сукины дети, - сказал Стивенс. - Поезжайте. Скорее.
И вот часов около десяти они с Рэтлифом остановились на бугристой
дороге, которая уже перестала быть дорогой, - а скоро тут и вообще нельзя
будет проехать, и Рэтлиф сказал:
- Значит, по-вашему, она действительно не знала, что он натворит, как
только его выпустят?
- Я вам ужо говорил - не знала, - сказал Стивенс. |