На входной двери в редакцию «Хелена Газетт» висел под стеклом экземпляр первой страницы сегодняшнего номера, вокруг которого собралась кучка людей. Рузвельт пробирался через толпу до тех пор, пока не смог прочесть заголовки. Один гласил: «МЯТЕЖНИКИ НЕПРЕКЛОННЫ», другой утверждал: «БЛЕЙН ЗАНИМАЕТ ЖЕСТКУЮ ЛИНИЮ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЗАХВАТУ ЗЕМЕЛЬ КОНФЕДЕРАЦИЕЙ», а третий сообщал: «АНГЛИЯ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ США, ЧТОБЫ ТЕ НЕ ВМЕШИВАЛИСЬ».

- Англия, какое фообшче право она имеет нас о чем-то там претупрештать? – Проговорил один из мужчин впереди Рузвельта.

У говорившего был сильный гортанный акцент, и слово «предупреждать» у него выходило как «претупрештать». Рузвельт кивнул своей большой головой – даже иммигрант из Германии мог видеть дальше собственного носа.

Ему хотелось бы также знать, видел ли это Блейн, или он окажется таким же бесхребетным, как и демократы, которые управляли страной с тех самых пор, когда Линкольну столь бесцеремонно указали на дверь после того, результатом войны против отделения стало именно Отделение. Судя по второму заголовку, президент вроде как делал то, для чего народ его избрал, за что Рузвельт благодарил бога.

За спиной Рузвельта толпа вдруг раздалась в стороны, как Красное море перед Моисеем. Но это был не Моисей, это был энергичный мужчина с пышными белыми усами с бородкой-испанкой, на котором был строгий черный банкирский костюм.

- Доброе утро, мистер Круз, - уважительно поздоровался с ним бакалейщик.

- Добрый день, сэр, - присоединился к нему один из мужчин, которые работали на платной конюшне, беря «под козырек» своей соломенной шляпы.

- Как поживает мальчонка, Томми? – Произнес шахтер, который не уступал Крузу годами, но не мог похвастаться его богатством.

- Всем доброе утро, - более, чем уважительно ответил Круз.

Несколько лет назад он был беднее, чем шахтер, который поздоровался с ним. Рузвельт даже сомневался, дал бы ему хоть один банк в Территории Монтана заем на более, чем пять долларов. Но он поймал птицу удачи за хвост, что было редкостью, и он получил за свою находку все до единой копейки, что случалось еще реже. Теперь ему не нужно было брать займы у банка, ибо он и так владел банком. Он был как раз одним из тех немногих людей на Западе, которым удалось за один прыжок преодолеть пропасть, отделяющую старателя от капиталиста.

Он был честен с людьми, когда был беден, и он продолжал быть честным с людьми сейчас, когда стал богатеем. Если бы он захотел стать губернатором Территории, он мог бы им стать, но он никогда так и не выказал интереса к данному посту.

Как и все остальные, Рузвельт уступил ему дорогу. Это был жест уважения к человеку, многого достигшему в жизни, а не подобострастие. У Рузвельта были свои собственные деньги, нью-йоркские деньги, неизмеримо более древнего происхождения, неизмеримо более стабильные, чем те, которые были вырыты из земли здесь, в диких краях.

- Доброе утро, мистер Рузвельт, - поздоровался Круз и кивнул головой: сделавший себя сам миллионер уважал тех, кто отдавал ему должное, не более того.

- Доброе утро и вам, мистер Круз, - ответил Рузвельт, надеясь, что не так же утратит энергии, как и бывший шахтер, когда достигнет его возраста.

Он показал рукой на первую страницу «Хелена Газетт»:

- Что, как вы думаете, сэр, мы должны делать по поводу захвата земель конфедератами?

- Дайте мне глянуть на статью прежде, чем я отвечу.

В отличие от многих своих бывших сотоварищей Томас Круз не страдал близорукостью. Он стоял на приличном расстоянии от газетного листа, изучая заголовки.