Вдруг папаша Горио раскрыл глаза, но то была лишь судорога век. Графиня
рванулась к отцу, и этот порыв напрасной надежды был так же страшен, как и
взор умирающего старика.
- Он, может быть, меня услышит! - воскликнула графиня. - Нет, -
ответила она сама себе, садясь подле кровати.
Графиня де Ресто выразила желание побыть около отца; тогда Эжен
спустился вниз, чтобы чего-нибудь поесть. Нахлебники были уже в сборе.
- Как видно, у нас там наверху готовится маленькая смерторама? -
спросил художник.
- Шарль, мне кажется, вам следовало бы избрать для ваших шуток предмет
менее печальный, - ответил Растиньяк.
- Оказывается, нам здесь нельзя и посмеяться? Что тут такого, раз
Бьяншон говорит, что старикан без сознания? - возразил художник.
- Значит, он и умрет таким же, каким был в жизни, - вмешался чиновник
из музея.
- Папа умер! - закричала графиня.
Услышав этот страшный вопль, Растиньяк, Сильвия, Бьяншон бросились
наверх и нашли графиню уже без чувств. Они привели ее в сознание и отнесли в
ждавший у ворот фиакр. Эжен поручил ее заботам Терезы, приказав отвезти к
г-же де Нусинген.
- Умер, - объявил Бьяншон, сойдя вниз.
- Ну, господа, за стол, а то остынет суп, - пригласила г-жа Воке.
Оба студента сели рядом.
- Что теперь нужно делать? - спросил Эжен Бьяншона.
- Я закрыл ему глаза и уложил, как полагается. Когда врач из мэрии, по
нашему заявлению, установит смерть, старика зашьют в саван и похоронят. А
что же, по-твоему, с ним делать?
- Больше уж он не будет нюхать хлеб - вот так, - сказал один нахлебник,
подражая гримасе старика.
- Чорт возьми, господа, бросьте, наконец, папашу Горио и перестаньте
нас им пичкать, - заявил репетитор. - Целый час преподносят его под всякими
соусами. Одним из преимуществ славного города Парижа является возможность в
нем родиться, жить и умереть так, что никто не обратит на вас внимания.
Будем пользоваться удобствами цивилизации. Сегодня в Париже шестьдесят
смертей, не собираетесь ли вы хныкать по поводу парижских гекатомб? Папаша
Горио протянул ноги, тем лучше для него! Если он вам так дорог, ступайте и
сидите около него, а нам предоставьте есть спокойно.
- О, конечно, для него лучше, что он помер! - сказала вдова. - Видать,
у бедняги было в жизни много неприятностей!
То было единственной надгробной речью человеку, в котором для Эжена
воплощалось само отцовство. Пятнадцать нахлебников принялись болтать так же,
как обычно. Пока Бьяншон и Растиньяк сидели за столом, звяканье ножей и
вилок, взрывы хохота среди шумной болтовни, выражение прожорливости и
равнодушия на лицах, их бесчувственность - все это вместе наполнило обоих
леденящим чувством омерзения. Два друга вышли из дому, чтобы позвать к
усопшему священника для ночного бдения и чтения молитв. |