– Я думал, что он буржуй, вообще хороший, но буржуй.

– Да, – ответил Антон Степанович, – буржуй… Был буржуй, а вот без таких буржуев туго пришлось бы нашему брату красноармейцу. Он ведь не просто буржуй – генерал, ученый.

– Царский генерал? – пораженно спросил я.

– Царский генерал, – подтвердил отец. – Потом стал солдатом. Вспылил, понимаешь, и прямо на военном совете вызвал на дуэль одно сиятельное лицо, родственника самого царя… Это еще в империадиетическую было…

– А почему он живой?

– Заслуг у него было много, да и происхождение непростое, благородное, вот его и разжаловали в солдаты, а тут революция подошла. Выручили его благородие наши матросики, одним словом, стал он красным командиром, а сейчас и профессором…

– А что ты ему… – я остановился.

– Что ему показывал? Так, один товарищ у нас лет пять одну штуку придумывал, всем надоел. Знаний‑то не хватает, а желание есть, и огромное желание. Ну, Петр Николаевич и разобрался в этом деле. «Вечный, – говорит, – двигатель». Учиться вашему товарищу нужно, есть смекалка, но…" – Антон Степанович развел руками, и я понял, что ему очень хотелось бы, чтобы Петр Николаевич совсем по‑другому отозвался о работе его товарища.

– А какой это «вечный двигатель»? Он что, никогда не ломается?

– Нет, ломается, дело в другом. Он должен всегда двигаться, ниоткуда не получая энергии. Ни уголь в нем не горит, ни ветры, ни тебе солнечные лучи не действуют, а он все работает и работает без остановки, пока сам не сломается или его не сломают.

– И почему Петр Николаевич против такого двигателя?

– Он просто сравнил проект нашего товарища с «вечным двигателем». Ведь этот двигатель нельзя построить, вот какое дело. Почему нельзя? Нарушаются законы природы, а с ними не шутят. Много, знаешь ли, самых различных людей пытались пробить эту стену. Но никому не удалось…

– Но почему, почему все‑таки нельзя сделать то, что всем нужно? Что это за законы такие? – не унимался я. – А по‑моему, просто не могли сообразить, как это половчее, ну по‑умному что ли, все соединить.

Антон Степанович пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Может быть, кто‑нибудь и додумается. Не раз так в жизни бывало, что все говорят «нет», а придет человек и скажет: «не нет», а «да». Но я тебе не советую этим вопросом заниматься. Увлекаешься там биологией, зоологией – вот и продолжай, может быть, толк будет.

Я согласился с Антоном Степановичем, но твердо решил про себя обязательно изобрести «вечный двигатель», во всяком случае – попытаться…

РЫЦАРИ ОЛЬГИНСКОЙ УЛИЦЫ

Наконец мы получили квартиру и выехали из гостиницы. Улица, на которой мы теперь жили, называлась Ольгинской. Она круто спускалась вниз к площади, на которой стояли школа и театр имени Ивана Франко. Одна сторона нашей улицы не была застроена, там находилась «горка» – высокий глинистый обрыв, весь изрытый «пещерами». На самой «горке» росли кусты дикой акации, внизу – лопухи и крапива. Одним своим склоном «горка» выходила к тыльной стороне здания театра и маленькому дворику перед ним, где почти всегда была тень и густо разросся какой‑то колючий кустарник. На крышу театра вела широкая вертикальная пожарная лестница, нижние перекладины которой были спилены так, что оставались только маленькие выступы с внутренней стороны лестницы.

Теперь вместо крыши в мою жизнь вошла «горка».

Придя из школы и захватив с собой «кен мандра», что на мальчишечьем жаргоне того времени означало кусок хлеба, я отправлялся рыть пещеры.