Теперь вместо крыши в мою жизнь вошла «горка».

Придя из школы и захватив с собой «кен мандра», что на мальчишечьем жаргоне того времени означало кусок хлеба, я отправлялся рыть пещеры. Работа была нелегкой. Нужно было часами ковырять влажную глину кухонным ножом или детской лопаточкой, на ощупь выбирать рассыпчатые комья, вновь вползать в сделанные углубления и скрести, скрести. Как ни медленно подвигалась работа, но объединенные усилия мальчишек нашей улицы привели к тому, что «горка» была изрыта вдоль и поперек. Некоторые «пещеры» сообщались друг с другом, некоторые заканчивались довольно просторными залами, где проводились военные советы и деловые заседания, в повестке дня которых было немало сомнительных пунктов.

Вокруг «горки» и создателей «пещер» обращалось немало легенд и преданий. Рассказывали о Федьке с Банковской, которого на целых два часа засыпало в «главной пещере», и если бы его не откопали, то ему была бы амба. Рассказывали о таинственных «зимних жильцах», которые появлялись в конце осени, выводили наружу тщательно замаскированную водосточную трубу, ставили печку и всю зиму пользовались гостеприимством наших «пещер». Последние рассказы были правдивы. Я сам видел и трубу и печку, иногда видел и жильцов «пещер», а слухи о том, что в «пещерах» прячут награбленное и что там есть клады, хоть ни разу не подтвердились, но вызывали прилив сил у копателей.

Нашим атаманом был низенький мальчик, много ниже меня, по кличке «Хомяк». Юркий, ловкий и безжалостный, наш атаман был связан с взрослыми людьми, которые использовали его в своих таинственных делах. Хомяк часто приносил какието кошельки и бумажники. Для нас было ясно, что содержимое их нашло своего нового хозяина. Хомяк же говорил:

– Ну, кто купит? – Хомяк, конечно, понимал, что нам эти кошельки были ни к чему, просто форсил, но деньги у него действительно водились, на них он «кутил» «в пещере» в окружении своих приближенных.

Однажды в большом зале нашей «пещеры» на секретном совещании было решено произвести полную «экипировку» нашей «команды». Оказывается, Хомяк не раз уже лазил по пожарной лестнице на склад театра имени Франко, но один ничего не мог взять, так как с чердака нужно было спуститься вниз при помощи веревки." Операция была проведена, и каждый мальчишка с нашей улицы получил жестяной шлем, меч или шпагу, а для пяти старших мальчишек удалось собрать полный комплект рыцарского вооружения. Во время дележа вспыхнула ссора между руководством в лице атамана и его пяти приближенных и рядовыми участниками «операции». Понадеявшись на свои латы, руководящая верхушка вызвала всех остальных на бой, была жестоко избита и с трудом извлечена из погнутых доспехов.

Мое появление дома в шлеме древнего гладиатора не вызвало восторга. Антон Степанович долго рассматривал покрытый бронзовой краской гривастый шлем и сказал:

– Вернешь, откуда взял… Это ведь из театра, так?

– Ну, я один не полезу, там одному страшно…

– Не боялся, когда брал, наберись смелости и верни. Это государственное, народное имущество.

Подобные же разговоры были, видимо, и в других семьях, потому что назавтра я встретил возле пожарной лестницы еще нескольких «рыцарей», с унынием посматривавших вверх на чердачное окно. Тягостное наше состояние было нарушено громким криком сторожа, неожиданно появившегося из двери. Мы быстро побросали наше вооружение и вскарабкались вверх на «горку», что дало мне полное право вечером сказать Антону Степановичу:

– Я все вернул. И другие тоже.

Да, мы «вернули» театру его имущество, но те немногие часы, которые провела моя голова в почти «как настоящем» шлеме гладиатора, неизгладимы в моем сердце.