|
Так оно и есть, Пабло, друг. Ты да я. Мы понимаем это, и женщина прочла это по моей руке, но пока что она не понимает. Она еще не понимает этого. - Вожак я ваш или нет? - спросил Пабло. - Я знаю, о чем говорю. А вы никто не знаете. Старик несет вздор. Этот старик только и годится быть на посылках и ходить проводником с иностранцами. Иностранец пришел сюда и хочет сделать то, что пойдет на пользу иностранцам. А расплачиваться придется нам. Я за то, что пойдет на пользу нам всем, я за нашу безопасность. - Безопасность! - сказала жена Пабло. - Где она есть, твоя безопасность? Сейчас столько народу ее здесь ищет, что это уж само по себе опасно. Тот, кто ищет безопасность, теряет все. Теперь она стояла у стола с большой ложкой в руках. - Нет, безопасность можно найти, - сказал Пабло. - Безопасность - это если знаешь, как увернуться от опасности. Матадор тоже знает, что делает, когда не хочет рисковать зря и увертывается от опасности. - Пока не напорется на рог, - с горечью сказала женщина. - Сколько раз я слышала от матадоров такие слова, перед тем как им напороться на рог. Сколько раз Финито говорил, что тут все дело в уменье и что бык никогда не пропорет рогом человека, если человек сам не полезет к нему на рога. Они всегда хвалятся, а конец один. И потом мы ходим навещать их в больницу. - Она заговорила другим голосом, изображая сцену у постели больного, она загудела: - "Здравствуй, герой! Здравствуй!" - Потом, передразнивая слабый голос раненого матадора: - "Buenos, comadre [здравствуй, кума (исп.)]. Как живешь, Пилар?" - И опять своим обычным раскатистым голосом: - "Как же это так вышло, Финито, chico? [мальчик (исп.)] Как же это с тобой случилась такая напасть?" - Потом тихо и тоненько: - "Пустяки, женщина. Пустяки, Пилар. Это вышло случайно. Я убил его очень хорошо, ты же знаешь. Лучше меня никто бы не убил. Я убил его по всем правилам, и он уже зашатался, издыхая, и готов был рухнуть под собственной тяжестью, и тогда я пошел к барьеру и шел красиво, гордо, и вдруг он всадил в меня рог сзади, между ягодицами, и рог прошел до самой печени". - Она рассмеялась и продолжала уже не писклявым голосом матадора, а своим, раскатистым: - Ты мне поговори о безопасности! Я-то знаю, что такое страх и что такое безопасность, - недаром я прожила девять лет с тремя самыми незадачливыми матадорами на свете. О чем угодно говори, только не о безопасности. Эх ты! Ведь я на тебя надеялась, и вот как обернулись мои надежды! Один год войны, а что с тобой стало! Лентяй, пьяница, трус. - Ты не имеешь права так говорить, - сказал Пабло. - Особенно перед ними и перед иностранцем. - Нет, я буду так говорить, - продолжала жена Пабло. - Ты разве ничего не слышал? Ты все еще считаешь себя командиром? - Да, - сказал Пабло. - Я здесь командир. - Брось шутить, - сказала женщина. - Командир здесь я! Разве ты не слышал, что они сказали? Здесь никто не будет командовать, кроме меня. Оставайся с нами, если хочешь, ешь хлеб, пей вино, только смотри, знай меру. И если хочешь, работай вместе с нами. Но командую здесь я. - Я застрелю вас обоих - и тебя, и твоего иностранца, - угрюмо сказал Пабло. - Попробуй, - сказала женщина. - Увидишь, что из этого получится. - Дайте мне воды, - сказал Роберт Джордан, не отводя глаз от мужчины с мрачным, тяжелым лицом и от женщины, которая стояла гордая, уверенная в себе и властно держала в руках ложку, точно это был маршальский жезл. - Мария! - крикнула жена Пабло, и когда девушка вошла в пещеру, она сказала: - Дай воды этому товарищу. |
