- Пробовал. Это верно, но тогда я знал, что передо мной лягушка. А это чорт знает что такое! Что это не лягушка - это сейчас видно. Вот эти позвонки, например... Смотри, у лягушки разве могут быть такие позвонки! Видишь?

Николай Иванович выудил кусок кости на вилке. Глафира Семеновна брезгливо отвернулась.

- Ну, вот! Стану я на всякую мерзость смотреть!- проговорила она.

- Здесь, во Франции, кроликов едят. Не кролик-ли это? Как кролик по-французски?

- А почем-же я-то знаю!

- Да ведь это самое обыкновенное слово и даже седобное. Сама-же хвасталась, что все седобныя слова знаешь.

- У нас в Петербурге слово кролик не седобное слово, а я всем словам в петербургском пансионе училась.

- А то может быть заяц? Зайчину и в Петербурге едят. Как заяц по-французски?

- Знала, но забыла. Ты будешь есть или не будешь?- спросила мужа Глафира Семеновна.- А то сидишь над сотейником и только бобы разводишь.

- Если-бы знал, что это такое - попробовал-бы.

Горничная давно уже стояла у стола, смотрела на супругов, недотрагивающихся до блюда, и недоумевала, оставить его на столе или убирать.

- Кеске се?- снова задал ей вопрос Николай Иванович.- Кель анималь?

- Le lièvre, monsieur...- был ответ.

- Гм... Са? Воля са? Такой зверь?

Николай Иванович сложил из пальцев рук зайца с утками и лапками и пошевелил пальцами.

- Oui, oui monsieur...- утвердительно кивнула горничная, разсмеявшись.

- Заяц!- торжествующе воскликнул Николай Иванович.- Ну, зайца я не буду есть, я знаю его вкус.

И он отодвинул от себя сотейник, кивнул горничной, чтоб та убирала его.

- Соте из зайца очень вкусное кушанье, монсье. Напрасно вы его не кушаете,- сказала горничная, прибирая блюдо.

Услыша от нея раз сказанное французское слово "льевр", Глафира Семеновна сама воскликнула:

- Льевр, льевр! Теперь я вспомнила, что льевр - заяц! Нас учили.

- Ну, вот видишь...

Николай Иванович налил себе в стакан остатки вина и выпил его, как-бы вознаграждая себя за труд разгадывания кушанья.

Супруга взглянула на пустую бутылку и покачала головой.

Подали сыр и фрукты.

XV.

Лишь только супруги вышли после завтрака из столовой и стали подниматься к себе в комнату во второй этаж, как их догнала горничная и сообщила им, что с ними желает говорить "мадам ля проприетер", то-есть хозяйка гостинницы.

- Что такое у ней стряслось?- воскликнул Николай Иванович.- Неужели опять пансион?

Но хозяйка стояла уже тут. Это была пожилая женщина в кружевном фаншоне на голове, с крендельками черных с проседью волос на висках. Она приседала перед супругами, спрашивала, как им поправился завтрак, и супруги опять услышали в ея речи слово "пансион".

- Тьфу ты пропасть! Вот надоели-то с этим пансионом!- проговорил Николай Иванович, разводя руками.- Оголодали они здесь, что-ли! Глаша, скажи ты ей, что прежде нужно прожить хоть день один, пообедать и уж потом разговаривать о пансионе,- обратился он к жене.

- Апре, мадам, апре. Иль фо дине... иль фо вуар. Апре дине,- сказала ей Глафира Семеновна.

- Bon, madame... Merci, madame...- поклонилась француженка и стала спускаться по лестнице.

- Переоденусь в другое платье попроще...- сказала Глафира Семеновна, входя к себе в комнату.- Не перед кем здесь щеголять. Я думала, здесь все по последней моде в шелка разодеты, а здешния дамы в самых простых платьях разгуливают. И шляпку эту с высокими перьями не одену. Еще ветром, пожалуй, сдунет в море. Давеча ее у меня на голове как парус качало.

Супруга начала переодеваться. Супруг сел в кресло и задремал. Вскоре послышалось его всхрапывание.

- Николай Иваныч! Да ты никак спишь?- воскликнула Глафира Семеновна.