– Это, должно быть, оттого, что темнеет, – предположил он.

– Тогда нам лучше разделиться, – беспокойно ответил Тарп.

– Разделиться? – спросил Прутик.

– Чем мы ближе друг к другу, тем ярче светимся. Я заметил это там, в таверне «Колыбельное дерево».

– Нет, Тарп, – возразил Прутик. – Я же сказал, мы будем держаться вместе. Кроме того, как я заметил, когда мы вышли из той таверны, если на улице достаточно светло, мы совсем не светимся.

– Но, Прутик… – начал Каулквейп.

– Каулквейп! – резко оборвал его Прутик. – Мы пойдём дальше все вместе.

Они продолжали путь молча, пробираясь между грудами ящиков и кучами пустых бочонков, горами ржавых цепей и гниющей рыбы по подвесным пристаням, которые поскрипывали, как снасти тяжёлых буксирных судов, привязанные к специальным кольцам.

Когда поднялся ветер, морось усилилась. Каулквейп морщился, потому что с каждым шагом его сапоги всё глубже увязали в грязноватой жиже.

– Это безнадёжно. Мы никогда не найдём их здесь, – сказал он, – а вы светитесь всё ярче.

– Пойдём ка вон туда, – спокойно заметил Прутик.

Они повернули прочь от реки и двинулись назад по узким переулкам. Под уличными фонарями их странное свечение было едва заметно.

И всё же Каулквейп отметил, как изменилось поведение глыботрогов, мимо которых они проходили. Раньше их просто игнорировали. Теперь – если только это ему не показалось – их тщательно избегали; от них отводили глаза, а те, кто шёл навстречу, переходили на другую сторону улицы или исчезали в дверях и ждали, пока они пройдут.

– Я думаю, они заметили, – прошептал Каулквейп.

– Вперёд, – сказал Тарп Хаммелхэрд, – давайте выбираться отсюда. Мы ведь не хотим привлекать внимание?

– Поздновато об этом беспокоиться, – заметил Прутик, едва шевеля губами. – Смотрите.

Они стояли у края чего то, что напоминало перекрёсток, похожий на середину колеса со спицами, где сходилась дюжина узких улочек. Посредине стоял огромный деревянный чан, вокруг которого так и кишела толпа пирующих глыботрогов. Шумное сборище освещалось пурпурным светом факелов из летучего дерева, отбрасывавших резкие тени на плотоядные лица глыботрогов и полностью скрывавших свечение Тарпа и Прутика.

Новопришедшие теснили их вперёд, и Прутик, Каулквейп и Тарп Хаммелхэрд всё дальше и дальше продвигались в толпе к огромному чану. Атмосфера этого места была подобна дурно пахнущему дыханию: что то горячее, сырое и омерзительное. Каулквейп отчаянно старался, чтобы его не стошнило.

– Рыба, – пояснил Прутик, – гнилая рыба и… – он дёрнул носом, – тинник.

С детства Прутик испытывал отвращение к запаху маринованного тинника, которым несло изо рта лесных троллей. Здесь вонь была просто ошеломляющей. Острая. Кислая. Перебродившая. Похоже, она доносилась из чана, где пенилась какая то жидкость.

– Пиво из тинника, – простонал Прутик.

– Три кружки, так? – раздался голос рядом с деревянным чаном. Приземистый глыботрог в вонючей накидке, перекинутой через руку, подзывал их к себе. Они пробрались между валяющимися телами пьяных глыботрогов, заснувших прямо в грязи.

– Я… э э… У вас нет древесного грога случайно? – спросил Прутик.

– Не а, – хмуро ответил глыботрог, – мы здесь настоящую выпивку продаём, а не всякую бурду.

Прутик кивнул.

– Ну тогда три кружки пива из тинника, – любезно согласился он.

Глыботрог влез по деревянной лестнице и опустил в чан три грязные пивные кружки.

– Лучше его не раздражать, – пояснил Прутик Каулквейпу, – но пить на твоём месте я бы не стал.