– Что с отцом? – вскинулся Чернобай. – Ему хуже?

– Помирают... Просили, чтоб вы немедля прибыли к нему. Едем!.. Дорога каждая минута!

– Матерь божья! – вскрикнул Чернобай. – Успеем ли? У меня конь совсем загнан...

– Авось еще поспеем. Однако мешкать нельзя!

– Едем! Герасим, ты со мной! А ты, Митрофан, с Хо­рем... – Он что-то шепнул ему на ухо и с места послал коня вскачь.

Герасим и посланец погнали коней за ним.

Хорь, ведя на поводу коня Звенигоры, выехал на до­рогу и спросил:

– Что он сказал, Митрофан?

– Чтоб мы сами сделали с этим все, что надо.

– Черта лысого! Мне надоело таскаться по степи! Бы­ло бы хоть за что... Чернобай положил в карман полный кошель денег, а нам – кукиш с маком!.. Вернемся домой – не на что будет и горло промочить.

– Так что ты надумал? – с расстановкой спросил Митрофан. – Порешить запорожца тут и не тащиться к озеру?.. По мне, можно и так. Чернобаю хотелось помучить его, а нам это ни к чему. Пусть легкой смертью помрет!

– Ну и бестолковый ты, Митрофан, – пробурчал Хорь, поднимаясь на стременах, чтобы хоть немного срав­няться с высоким, как жердь, товарищем. – Тебе разжуй и в рот положи!.. Я клоню к тому, что Чернобай за девчат нам не даст и злотого. А нам бы неплохо иметь с этой ка­нители какую-нибудь выгоду...

– И каку таку выгоду? – вытаращил глаза парень.

– Давай догоним Али, – быстро зашептал Хорь, – про­дадим ему этого казака! Ты же слышал – он сам хотел его купить. Как ты думаешь, сколько он даст за него?

– Ты что – сдурел? – испуганно отшатнулся Митро­фан. – Чернобай проведает – головы поснимает! У него разговор короткий!

– А откуда он узнает? Нешто сами разболтаем?.. Скажем: так и так... посадили на кол, а потом камень на шею и бросили в воду. Пусть нырнет в озеро, поищет... По­просим Али, чтобы тоже молчал, а этого парня продал ку­да подальше, за море.

Митрофан заколебался, что-то соображая своим тяже­ловесным умом.

– Ну, чего тут долго думать? – не успокаивался Хорь. – Татарин даст за него не меньше ста цехинов. Положим в карман по полсотне. Или у тебя их и так много есть?

– Кой черт! Даже пива не на что выпить. Шинкарю задолжал...

– А так враз разбогатеешь! Али заплатит, не пер­вый раз с ним дело имеем... Едем, пока не рассвело. Если татары снимутся, ищи тогда ветра в поле!

Митрофан почесал затылок.

– Страшновато, правда...

Это означало согласие. Нетвердое, неуверенное. Но Хо­рю большего и не требовалось. Он быстро развернул коней и погнал обратно.

...Али долго не торговался. Пощупав мышцы Звени­горы, он понял, что перед ним наилучший товар и сразу же заплатил деньги. Окоченевшего казака сняли с коня и со связанными руками толкнули в толпу невольников.

7

Пленников гнали пешком. Только молодых красивых девушек, предназначенных для гаремов, везли на лошадях: то был ценный товар. Пожилых женщин и детей не связы­вали. Зато за мужчинами следили строго: по десяткам при­вязывали к седлам и тянули, как скот.

Звенигора в своей десятке шел первым; руки связаны за спиной сыромятным ремнем, длинный крепкий аркан вокруг пояса неумолимо тянул все вперед и вперед – в Крым, в неволю, на смерть.

На второй день, когда отряд поспешно, чтоб не заме­тила издалека казацкая стража, переваливал через высо­кий холм, впереди встреврженно зашумели голоса.

У Звенигоры радостно екнуло сердце. Неужели запо­рожцы?

Он судорожно стал оглядывать округу, надеясь увидеть рассыпанный строй всадников. Но всюду только безлюд­ная даль. Чего же заволновались татары? Что их встрево­жило?

Вот от отряда отделились пять всадников и галопом помчались в долину.