жизнь свою  не  видал Пепуш ничего отвратительнее. Глубокий  ужас  стал было

овладевать и им, как вдруг что-то шершавое полетело ему в лицо и  обдало его

целым  облаком густой  мучной пыли. Тут его ужас мигом прошел, потому что он

тотчас  же  догадался,  что  шершавый предмет не  мог быть  ничем  иным, как

круглым напудренным париком укротителя блох, и так оно и было на самом деле.

     Когда Пепуш вытер  глаза  от пудры, дикий рой  отвратительных насекомых

уже исчез. Укротитель блох, совершенно изнеможенный, сидел в кресле.

     -- Левенгук,  -- воскликнул Пепуш, -- убедились ли вы теперь, Левенгук,

к чему  приводят ваши затеи? Вот вам ведь снова пришлось  прибегнуть к вашим

вассалам, чтобы избавиться от посетителей! Не так ли?

     -- Вы ли  это, -- проговорил укротитель  блох слабым  голосом, -- вы ли

это, добрый  мой Пепуш?  Ах, конец  мне пришел, погибший я человек! Пепуш, я

начинаю думать, что вы действительно желали мне добра и что я плохо  сделал,

не послушавшись ваших предостережений.

     Когда  Пепуш  спокойно  спросил его о  том,  что  же  такое  произошло,

укротитель блох повернулся  со  своим  креслом  к стене,  закрыл лицо обеими

руками и плача предложил Пепушу взять лупу и осмотреть в нее мраморную доску

стола. Уже невооруженным глазом Пепуш заметил, что маленькие кареты, солдаты

и пр. стояли и  лежали как  мертвые, не двигаясь, не шевелясь.  Да и  ученые

блохи приняли, казалось, совсем другой вид.  Посредством же лупы Пепуш очень

скоро обнаружил, что больше уж не оставалось ни  одной блохи, а  все, что он

принимал за них, были черные перечные зерна  и фруктовые семечки,  торчавшие

из сбруй и из мундиров.

     -- Я не знаю, -- начал  укротитель блох в полной тоске и отчаянии, -- я

не знаю,  какой  злой дух  ослепил меня  до того,  что  я не  успел заметить

бегства  моего  войска  раньше, чем  все  уже подошли к столу  и вооружились

лупами. Подумайте только,  Пепуш! как все эти люди стали  сперва ворчать,  а

затем впали  в бешеный  гнев.  Они обвиняли меня  в наглом надувательстве и,

распаляясь  все  больше  и  больше,  не  слушая  никаких  извинений,  хотели

выместить  все на мне. Что оставалось мне, чтобы  спастись от их кулаков?  Я

быстро привел в действие большой микроскоп и напустил  на ни тучу насекомых,

от которых они пришли в ужас, как и подобает толпе.

     -- Однако,  --  спросил  Пепуш, -- однако скажите же мне, Левенгук, как

это  могло случиться,  что  вы, сами  того  не  заметив, упустили вдруг ваше

вымуштрованное, доказавшее свою верность войско?

     -- О,  -- стонал укротитель блох, -- о, Пепуш! он покинул меня, он, кто

только и делал меня властелином, он, злой изменник, виноват и в моей слепоте

и во всем моем несчастии!

     -- Но разве  я, -- возразил Пепуш, --  но разве я не предостерегал вас,

уже  давно,  не пускаться на  штуки, которые  вы,  я  это  знаю,  не  можете

выполнить, не имея в своей власти мастера? А что эта власть, несмотря на все

ваши старанья, оставалась шаткой -- все-таки в этом вы только что убедились.