вмешавшийся в  дело,  которое  вовсе  его не касалось, виноват  в  том,  что

принцесса так долго покоилась в  цветочной пыли; чертополох  Цехерит очнулся

гораздо раньше. Ибо смерть их обоих была лишь оцепенением цветочного сна, от

коего должны были  вновь пробудиться к  жизни, хотя и в другом образе.  И вы

преисполните меру всех ваших грубых  заблуждений,  ежели вздумаете полагать,

будто   принцесса  Гамах  была  точь-в-точь  такова,  какова  теперь  Дертье

Эльвердин и будто вы, и никто иной, возвратили ей жизнь. С вами случилось то

же, мой  добрейший Левенгук, что с неловким слугой в поистине примечательной

историй  о  трех   апельсинах,  который   освободил  из  них  двух  дев,  не

озаботившись  предварительно  средствами поддержать  их  жизнь,  почему  они

погибли на его глазах самым жалостным образом. Нет, не вы, а тот, кто  бежал

от вас и чью потерю вы так сильно чувствуете и оплакиваете, вот кто довершил

дело, так неловко вами начатое.

     --  А,  -- совершенно  вне  себя  возопил  укротитель  блох,  -  а, мое

предчувствие!  Но  вы-то,  Пепуш,  вы, которому я  сделал столько добра,  вы

оказываетесь моим злейшим, жесточайшим врагом, я вижу  это ясно. Вместо того

чтобы  дать и  совет, вместо того чтобы помочь в моем несчастье, вы угощаете

меня какой-то неуместной дурацкой белибердой.

     -- Да падет эта белиберда на вашу  голову, -- вскричал Пепуш

в совершенной ярости,  -- вы еще раскаетесь, да будет  поздно, самонадеянный

шарлатан! Иду  искать  Дертье  Эльвердинк.  А чтобы вы  больше  не  дурачили

честных людей...

     И  Пепуш  схватился  за  винт,  приводивший  в  движение весь  механизм

микроскопа.

     --  Убейте  лучше меня на  месте!  -- взревел укротитель блох, но в это

мгновение все затрещало, и укротитель без чувств повалился на землю.

     "Почему такое, -- говорил себе Георг Пепуш, вышедши на улицу, -- почему

такое  человек, имеющий  прекрасную  теплую комнату  и мягкую постель, вдруг

рыскает  по улицам  ночью в дикую бурю и дождь? Потому  что он забыл ключ от

дома и вдобавок еще его влечет любовь  и  сумасбродное желание".  Так должен

был он ответить самому  себе.  Действительно, все предприятие его показалось

ему теперь сущим сумасбродством. Он вспомнил  мгновение, когда в первый  раз

увидел Дертье Эльвердинк.

     Несколько  лет  тому назад укротитель блох  давал  свои представления в

Берлине и  пользовался немалым  успехом, пока они привлекали своей новизной.

Вскоре, однако,  публика пресытилась  зрелищем ученых и  муштрованных  блох,

портняжная, шорная,  седельная,  оружейная работа на столь  маленьких персон

перестала казаться уж такой удивительной --  хотя сначала  много толковали о

непостижимости,  даже  о  волшебстве всего  этого,  --  и  укротитель  блох,

казалось, был обречен на полное забвение. Но вдруг распространился слух, что

какая-то племянница укротителя, никогда до сих пор  не показывавшаяся, стала

присутствовать  на  представлениях.