Микроскописты  были немало смущены, когда Перегринус  указал на  Георга

Пепуша как  на достойнейшего жениха Дертье, имеющего более всего прав  на ее

руку, и  заметил,  что пока еще он во всяком случае  не  может насиловать ее

волю.

     Слезы  хлынули  потоком из глаз Дертье Эльвердинк,  и, зашатавшись, она

упала почти без чувств в объятия Перегринуса.

     --  Неблагодарный,  --  простонала  она, --  ты разбиваешь  мое сердце,

отталкивая  меня  от себя! Но ты хочешь этого! -- прими еще  один прощальный

поцелуй и дай мне умереть!

     Перегринус склонился над  ней, но  чуть только уста его  прикоснулись к

устам малютки, она так сильно укусила его в губы, что брызнула кровь.

     -- Невежа, --  весело  воскликнула она  вслед за тем,  --  вот как тебя

следовало  наказать! Образумься, будь умником и возьми меня,  как бы  тот ни

вопил.

     Меж  тем  оба  микроскописта,  бог  знает  из-за  чего,  опять  затеяли

ожесточенный  спор.  Георг  же  Пепуш в  полном  отчаянии бросился  к  ногам

прекрасной  Дертье и  восклицал  голосом, достаточно  жалобным  для  осипшей

глотки несчастного любовника:

     -- Гамахея! Так пламя в груди твоей потухло, так ты уже забыла чудесное

былое в Фамагусте, забыла дивные дни в Берлине, забыла...

     Ты  болван,  -- смеясь, перебила  несчастного  малютка,  -- болван  ты,

Георг,  с твоей  Гамахеей,  с твоим  чертополохом  Цехеритом,  со всем твоим

безумным  вздором, который,  верно,  тебе  когда-нибудь  приснился. Я была и

прежде расположена  к тебе, мой друг, расположена и до  сих пор,  и выйду за

тебя, несмотря  на  то что  тот,  высокий, мне гораздо больше  нравится,  но

только  под одним  условием,  если ты мне свято обещаешь,  даже торжественно

поклянешься, что употребишь все силы...

     Малютка  прошептала  что-то  Пепушу  совсем  тихо  на  ухо  Перегринусу

послышалось, однако, что речь шла о мастере-блохе.

     Тем временем  спор  между обоими микроскопистами разгорался все  пуще и

пуще, они  снова  схватились за оружие, и Перегринус  уже принялся  укрощать

разгоряченных противников, как состав общества опять увеличился.

     Дверь распахнулась,  и  с  отвратительными  криками и визгами в комнату

ворвались bel  esprit -- monsieur Legende  и  брадобрей  Пиявка.  С  дикими,

ужасными телодвижениями бросились они на малютку, и брадобрей уже ухватил ее

за  плечо, как Пепуш со всех сил оттолкнул прочь гадкого врага, затем как бы

обвился вокруг него всем своим гибким телом и сжал  с такой силой,  что он с

пронзительным ревом, заострившись, весь вытянулся вверх.

     Покуда все  это  происходило с  брадобреем, оба микро-скописта  в  виду

врага  мгновенно  помирились друг с другом  и общими  силами  весьма успешно

повели борьбу  против bel  esprit.  Ничуть не  помогло  балетмейстеру,  что,

будучи  избит  внизу до  синяков,  он поднялся к  потолку  комнаты; ибо оба,

Левенгук  и Сваммердам,  схвативши  каждый  по короткой  и толстой  дубинке,

всякий раз, как bel esprit хотел опуститься, гнали его снова вверх ловкими и

меткими ударами по той части тела, которая лучше всего их переносит.