будучи  избит  внизу до  синяков,  он поднялся к  потолку  комнаты; ибо оба,

Левенгук  и Сваммердам,  схвативши  каждый  по короткой  и толстой  дубинке,

всякий раз, как bel esprit хотел опуститься, гнали его снова вверх ловкими и

меткими ударами по той части тела, которая лучше всего их переносит. То было

нечто вроде забавнейшей игры в воздушный шар, в которой bel esprit принужден

был  взять на  себя самую  утомительную и притом неблагодарную  роль, именно

роль воздушного шара.

     Война с демоническими пришельцами, казалось, нагнала на малютку большой

страх;  она крепко прижалась  к  Перегринусу и  умоляла увести  ее  из  этой

опасной свалки.  Перегринус не  видел причины ей  в этом отказать, тем более

что его помощь на поле сражения, как он должен был убедиться, была не нужна;

он отвел поэтому малютку к ней домой, то есть в комнату своего жильца.

     Достаточно  сказать,  что  малютка,  как  только  очутилась  наедине  с

Перегринусом, снова пустила в ход все приемы самого тонкого кокетства, чтобы

завлечь его  в свои сети. Он твердо помнил, что  все это  одно  притворство,

имеющее целью поработить его протеже -- мастера-блоху, и все  же он до такой

степени растерялся, что не подумал  вовремя о микроскопическом стекле, а оно

послужило бы ему хорошим противоядием.

     Мастер-блоха снова очутился в опасности, но и на этот паз он был спасен

господином  Сваммером, который  вошел в  комнату  вместе с Пепушем. Господин

Сваммер имел чрезвычайно довольный  вид,  тогда как  в глазах Пепуша  пылали

бешенство и ревность.

     Перегринус  вышел из  комнаты...  С  глубокой  горечью  в  растерзанном

сердце, не  видя и не слыша ничего вокруг себя, мрачный  побрел он по улицам

Франкфурта до городских ворот, оставил их за собою и шел все вперед, пока не

добрался  наконец до того очаровательного  местечка, где  произошла странная

встреча его с приятелем Пепушем.

     Тут   он   вновь  призадумался  над   своей   странной   судьбой,   еще

обворожительнее, еще привлекательнее, чем когда-либо, представился ему образ

малютки,  быстрее потекла  кровь  по  его  жилам, чаще забился пульс,  грудь

готова  была разорваться от  страстного томления. Со  всей болезненностью он

почувствовал  всю  тяжесть  жертвы,  которую  он  принес и  с  которой,  ему

казалось, погибло все счастие его жизни.

     Наступила ночь, когда он вернулся в город. Сам того не замечая, а может

быть, из бессознательной боязни вернуться к себе домой, забрел он в какие-то

боковые переулки и наконец попал на Кальбахскую улицу. Человек с котомкой за

плечами спросил  его, не здесь ли  живет переплетчик Лэммер-хирт. Перегринус

поднял глаза и увидел, что он в самом деле  стоит перед высоким узким домом,

в котором жил  переплетчик Лэммерхирт; высоко вверху, в окнах  трудолюбивого

ремесленника,  работавшего  всю  ночь  напролет,  светился  веселый  огонек.

Человеку с котомкой отперли дверь, и он вошел в дом.