Тогда я не знал, почему установлен такой глупый порядок, что отказаться от обедов в столовой никак нельзя. Гораздо позже я понял, насколько выгодно было это для педагогического коллектива школы: дети из любой семьи, будь она зажиточной или, наоборот, бедной, принудительно платили за питание по тридцать копеек в день (а те, кто оставался в школе на ночь, доплачивали ежедневно ещё по пятнадцать копеек), еды же получали от силы копеек на десять. Таким образом директор, завучи и учителя клали себе в карман солидные суммы, не забывая делиться с работниками районного отдела народного образования.

Становясь каждый день невольным участником столпотворения возле столовой, я всё же умудрялся выйти, как говорится, сухим из воды. Но в этом была не столько моя заслуга, сколько заслуга моего одноклассника Андрея Полякова, известного дебошира, баламута и безобразника. Согласно алфавитному списку Поляков располагался впереди меня (он ходил в паре с Юлей Рыкиной, а я – с Олей Синёвой, высокой, пухлой и вечно всем недовольной девочкой). Оказываясь у дверей столовой, Андрей буквально терял человеческий облик и с таким остервенением рвался вперёд, что приводил в трепет даже многое на своём веку повидавших старшеклассников. Его свирепый натиск неизменно заставлял толпу освобождать узкий проход, и по этому пути он и я с Синёвой, неотступно следовавшие за ним, как израильтяне по дну морскому меж расступившихся волн, вбегали внутрь.

Примечательно то, что Поляков пёр в столовую как танк вовсе не из за того, что очень хотел есть. Нет, он никогда не голодал, а вёл себя так потому, что хотел всем показать, какой он злой и бесстрашный. Что до меня, то мне это только помогало.

Если ученик всё таки попадал в столовую в относительно целом виде, без переломов и повреждённых внутренних органов, это не означало, что все мытарства закончились. Плюхнувшись на табуретку, нельзя было, забыв обо всём, приниматься набивать желудок, требовалось хотя бы время от времени посматривать по сторонам во избежание каких либо эксцессов.

Так, бывало, что некоторые шутники подкрадывались сзади к поглощающему пищу ученику и, схватив табуретку за ножки, ловко выдёргивали её из под седалища. Жертва такого глупейшего первобытного розыгрыша, как правило, падала, совершенно не успев сгруппироваться, и, в зависимости от направления падения, либо больно ударялась лицом о край стола, либо прикладывалась об пол копчиком и локтями.

Столовая была излюбленным местом заключения пари, должно быть, вследствие того, что здесь было много вещей, дающих для этого повод. Предметом споров могло стать следующее: откусить кусок от гранёного стакана и разжевать его; втянуть в себя носом вермишель, если таковая присутствовала в меню; пробраться в кухню, где повара готовили еду, положить руку на раскалённую электрическую плиту и продержаться как можно дольше; закрутить зубами в штопор алюминиевую вилку. Если школьник, вызвавшийся сделать что либо подобное, не справлялся с заданием или трусил, то ребята, сидевшие с ним за одним столом, били его ложками: двое – по рукам и один – по лбу.

Некоторые выдумщики непоседы порой устраивали игру под названием «На кого Бог пошлёт»: брали тарелку или стакан и запускали, не глядя, куда придётся. Те невезучие детки, на кого «Бог посылал», выходили из столовой с синяками, царапинами, да ещё и залитые какой нибудь бурдой (это если запущенная посуда была не вполне пустой).

Высшим пилотажем у учащихся младших классов считалось набрать в рот чая и, выходя из столовой, громко выдуть его в лицо стоящему у дверей дежурному старшекласснику. После этого рекомендовалось как можно быстрее бежать. Иногда (наверное, в половине случаев) шалунам удавалось скрыться, а иногда и не удавалось, и тогда маленький пакостник бывал крепко бит. Кстати, в столовой часто можно было увидеть такую картину: дежурный внезапно срывался с места, хватал проходящего мимо ученика начальных классов за шкирку и, развернув задом, давал такого пинка, что малец пулей вылетал за двери.