– Во всяком случае, постарался бы, как только я могу! – И он предложил ей руку и помог ей соскочить с седла.

Она приняла его руку, другой подобрала свою амазонку и плотно прижалась к нему, причем шепнула ему на ухо:

– Я приехала повидать принца. Ну, конечно, по делу, – добавила она лукаво, грозя пальчиком Гордону. – У меня есть поручение от этого противного Гондремарка, который гоняет меня, как курьера, скажите, господин Гордон! – И она впилась в него своими большими, задорно смеющимися глазами.

– Вы похожи на ангела, мадам! – ответил комендант с подчеркнутой любезностью.

Графиня весело рассмеялась:

– На ангела в амазонке! Да где вы это могли видеть, полковник! Право, я никогда еще не слыхала ничего подобного! И как скоро это все у вас рождается, положительно непостижимо!

– В этом нет ничего удивительного, – возразил он. – О вас можно с полным правом сказать: «Пришла, увидела и победила!» – рассыпался в любезностях полковник Гордон, весьма довольный собой и своей находчивостью и остроумием. – Мы пили за вас вчера в карете, мадам, и, могу сказать, распили не одну бутылку доброго вина за прекраснейшую из дам и за прекраснейшие глаза в целом Грюневальде! Поистине подобных глаз, как ваши, я ни у кого не встречал, кроме одной-единственной девушки у меня на родине, когда я еще был юным студентом. Девушку эту звали Томасина Хайг; это была первейшая красавица во всем округе, и даю вам слово, что она была похожа на вас как две капли воды!

– Так, значит, вы весело провели время в дороге? – спросила госпожа фон Розен, грациозно и умело скрывая и маскируя зевоту.

– О да! У нас был очень интересный разговор, могу сказать даже задушевный, но мне думается, что мы все выпили, пожалуй, одним стаканчиком больше того, сколько обыкновенно привык выпивать его высочество, наш очаровательный принц, – шутливо заметил комендант Фельзенбурга, – а потому мне показалось, что сегодня его высочество принц был утром как будто не совсем в своей тарелке. Впрочем, я уверен, что он скоро совершенно оправится и, как говорится, разгуляется… Вот дверь его комнаты.

– Благодарю, – прошептала контесса. – Только дайте мне отдышаться, подождите немного отворять. Стойте у двери, и когда я сделаю вам знак, то распахните ее разом в тот же момент! Поняли вы меня? – все тем же таинственным шепотом сказала она и, приняв вдохновенную позу, запела своим прекрасным, звучным, превосходно поставленным голосом «Lascria chio pianga». Когда она дошла до того места, где изливала в поэтических вздохах и жалобах свою тоску по свободе, то по ее знаку дверь распахнулась и она предстала перед принцем сияющая, с блестящими и сверкающими, как искры, глазами, с несколько зарумянившимся вследствие пения лицом, что так удивительно шло ей, словом, во всеоружии своей красоты, и бледному, печальному пленнику, изнывавшему от тоски, ее появление показалось лучезарным видением, ворвавшимся в его унылую тюрьму, как яркий, ослепительный и радостный луч солнца.

– Мадам! – радостно воскликнул Отто, подбегая к ней. – Вы здесь? Какая радость!

Госпожа фон Розен многозначительно оглянулась на Гордона, стоявшего в дверях, и тот поспешил ретироваться и запереть за собой дверь. Едва только это было сделано, как графиня порывистым движением обняла принца и повисла у него на шее.

– Боже мой! Видеть вас здесь!.. – простонала она, прижимаясь к нему с доверчивой лаской.