— Павел! — возмутилась тотчас Марина Михайловна. — Как ты разговариваешь! Да еще в присутствии Оли! Вот малышка родится, мы ей найдем другого крестного отца, честное слово. Зачем ей ты? У тебя с языка грязные лягушки прыгают, что ребенок сможет понять в твоей речи? Даже если ты ей что-то хорошее объяснять станешь!

— Не гони волну, мать! Сейчас дети атомные, Ксеня сразу, что нужно, усечет! — усмехнулся было Пашка, но тотчас осекся под пристальным взглядом старшего брата. — Я хотел сказать, что мы же родные, она меня все равно поймет, как ни крути, что ты переживаешь!

— Это то и грустно, что моя внучка, праправнучка Николая Петровича Касаткина, адъюнкт-профессора Варшавского университета, вынуждена будет понимать нечленораздельное пыхтение какого то гамадрила, который и с дерева еще не спустился! — хмурясь, отрезала Марина Михайловна. Щеки ее и шея заалели пятнами, она снова стала нервно поправлять гребень в волосах. Пашка смущенно посмотрел на нее и, переминаясь с ноги на ногу, пробасил, срываясь на фальцет:

— Ну, ты мать, того, даешь! Через край хватила! Какой же я гардемарин? Обыкновенный перец, то есть я хотел сказать, что…

Ольга фыркнула и залилась тихим смехом, закрывая лицо ладошкой. Следом за ней засмеялись в полный голос Лешка и Марина Михайловна.

— Чего Вы веселитесь-то?! — обиженно пробасил Пашка, пожимая плечами. — Обзовут сначала, а потом… Еще манера — чуть что, прадеда вспоминают! — и тут же наклонил голову влево, увертываясь от тяжелого братского подзатыльника. — Прадед-то тут при чем?

— При том, что ты носишь ту же фамилию! Или предпочитаешь быть приматом? — сдерживая улыбку, ответил Алексей.

— Ничего я не пред-предтепочитаю! — запнулся на трудном слове великовозрастной озорник. И тут же поднял глаза на брата:

— Лешка, а что это такое, адъюнкт-профессор?

— Помощник старшего профессора, заместитель на кафедре, кандидат наук, по- нашему. Иди, гардемарин, готовь стул для Оли! — отозвался Алексей. Да чайник включи. Он остыл уже.

— Я сейчас, — вихрем сорвался с места Пашка. — Ольк, тебе чашку полную не наливать, как всегда?

— Как всегда, Паша, спасибо. Он у Вас замечательный, Марина Михайловна! — Ольга взяла в свою руку ладонь свекрови благодарно чуть сжала теплые пальцы.

— Обыкновенный он, Оля. Просто тоже — рисует профиль. Пытается только. — Ответила та. И глаза ее странно засветились.

7.

— Нет, Лешка, я считаю, ей просто надо разрабатывать левую руку! — голос Марины Михайловны по телефону звучал несколько иначе, чем в яви: мягче, приглушеннее. — Ты знаешь, я почему тебе звоню? У меня тут возникла идея. Вера Максимовна, которой Олька в прошлом месяце помогала работу для тестирования младших классов оформить, мне все о своей двоюродной племяннице говорит, Алине. Та у нее массажистка чудесная. Две недели назад с курсов каких то вернулась, в Германии была, на стажировке. Молодая совсем девица, а творит небывалое: сколиозы выправляет, послеинсультные параличи. Было пару случаев у нее в практике, когда и от операции людей спасала.

— Мама, ну ты же знаешь, я не против! Только Ольке ходить в поликлинику будет тяжко.

— Да не надо ей ходить никуда. Аля сама к вам придет. Вера Максимовна никак Ольку забыть не может, говорит, рисунки ее в альбом специальный вклеила, всем показывает и рассказывает, кому только можно, для поднятия Духа… Лешка, ты слышишь?

— Слышу, мама, слышу.