Мне сразу стало легче.

– Ну тогда расскажи, где, в каком времени и как долго вы пробыли? – попросил я его. – Здесь‑то всего часа два прошло.

– Мы были в Нью‑Йорке. В XXV веке. Неделю.

– Так, значит, Нью‑Йорк в XXV веке все еще существует…

– Более или менее.

– Добыли что‑нибудь для этого Иддроида, которого создает граф?

– Да, будь я проклят! Шестое чувство. Это что‑то вроде дара предчувствия.

– Если только такой дар существует. Я, правда, знаю, что многие женщины уверены в том, что обладают какой‑то там интуицией…

– Да, и они правы, Альф. У меня есть в запасе несколько таких красоток. Из‑за одной, между прочим, Дока Холлидея убили.

– Того ковбоя? А что же он ее предсказаний не послушался?

– Сказал, что и без того понимал, что скоро умрет, и просто не хотел знать точное время и место. Но то шестое чувство, о котором я упоминал, – это некое всеобъемлющее чувство времени и пространства, этакое омнихроночувство, дающее возможность окинуть взором всю временную ось и разом увидеть прошлое, настоящее и будущее.

– Не может быть!

– Может. Именно поэтому Калиостро так хотелось раздобыть это чувство.

– Где ж ты его обнаружил?

– Как ты выражаешься, «во плоти‑с».

– А теперь, как ты выражаешься, «давай все по порядку»!

– Лет пять назад, – покорно начал Адам, – тот парень явился ко мне с собственным портретом, нарисованным одним модным американским художником по имени Ван Рин. Парень этот был из самого начала двадцатого века и жутко боялся за свою жизнь, потому что этот Ван Рин изобразил его как «Le Pendu», то есть «Висельника», из карт Таро – знаешь, на которых предсказывают судьбу? И мой клиент был изображен болтающимся на перекладине вверх ногами, то есть он был подвешен за ногу, а руки у него были связаны за спиной! И был он абсолютно мертв.

Ну и, разумеется, ему хотелось, чтобы я его обследовал и выяснил, за какое невероятное преступление ему в будущем могла бы грозить столь страшная кара. И, если это действительно его ждет, он желал, чтобы я его от подобной перспективы избавил. Полнейшее безумие! Но я все‑таки его всесторонне изучил и не нашел ничего страшного, кроме страстной затаенной жажды приключений. В общем, я отослал его обратно в 30‑е годы двадцатого века и выкинул всю эту историю из головы.

Пока через несколько лет не узнал (от его современника), что он погиб в результате несчастного случая. Страшная смерть! Он увлекся скай‑дайвингом – вот она, жажда приключений! – и однажды умудрился запутаться в стропах уже раскрывшегося парашюта и камнем полетел вниз. И прямо головой врезался в землю. Ну откуда Ван Рин мог знать об этом заранее? Хотя он, конечно, изобразил несколько иную сцену гибели этого несчастного…

В общем, увидев шестое чувство в списке, составленном Алесандро, я подумал, что оно, возможно, есть у этого Ван Рина. Я стал просматривать каталоги музеев, галерей, художественных школ и обнаружил следующее: Виктор Ван Рин был, есть и будет замечательным и вполне удачливым художником. Родился он, правда, с именем Сэм Кац, но что это за имя для модного художника? К тому же Виктор страдал когнитивным астигматизмом…

– А что это…

– Об этом потом, Альф! Потом. Физический астигматизм – это искажение изображения оптической системой глаз, в результате чего световые лучи, отраженные предметом, проникают в глаз неравномерно и создают уродливые образы. Именно поэтому Эль Греко, например, изображал все лица и тела такими удлиненными.

Однако самая лакомая цель художника‑портретиста – возможность увидеть сущность изображаемого им объекта сквозь личину, эту сущность скрывающую, короче – рассмотреть истинное лицо своего героя, а потом все это – и личину, и суть – изобразить на холсте, то есть показать одновременно и внутренний, и внешний мир человека.