Лишь позднее, уже почти засыпая, я осознал, что они держали все мои чувства и мысли как бы в постоянной осаде, пока я находился в их обществе. Мне хотелось на свободе обдумать эту мысль, однако волны усталости захлестывали меня…

* * *

А когда я проснулся, то в постели оказался один.

Спустившись по лестнице, я вышел в вестибюль. Рубильник, спрятанный в нише за китайской вазой, по‑прежнему был в нерабочем положении, и я двинулся к двери, желая узнать, что произошло за это время. Если открывать ее в условиях абсолютного безвременья было довольно‑таки рискованно, то, как я полагал, она, в связи с отключением Рубильника, должна оказаться запертой.

Но дверь отворилась.

Небольшой дворик перед крыльцом был окружен стеной густого белого тумана. Я вышел наружу и, озираясь, спустился с крыльца. Был ли то настоящий туман или же некий продукт мыслительной деятельности – не знаю. Такой туман бывает порой в голове, когда мозг сталкивается с неким фундаментальным физическим парадоксом…

Я сделал шаг вперед, не чувствуя ни малейшего холода, хотя был совершенно наг.

– Глория? – окликнул я ее, чувствуя, как приглушенно звучит мой голос. – Ты здесь, моя дорогая змейка?

Ответа не последовало. Я сделал еще шаг, и мне показалось, что мимо практически над самой землей проплывает нечто огромное и темное.

– Глория! – снова позвал я ее. – Давай лучше вернемся в дом!

Я уже собрался это сделать, но тут кто‑то схватил меня за лодыжку. Я споткнулся, посмотрел вниз и увидел, что за ногу меня держит чья‑то тонкая бледная рука, вынырнувшая откуда‑то из кучи тряпья, валявшегося у нашего крыльца.

– Нет! – донесся оттуда чей‑то резкий окрик. – Не смеешь ты и шагу сделать, не зная, кто перед тобою!

– Но я просто ищу свою подружку, Глорию… Я думал, может, она сюда пошла…

– Никто не выходил отсюда с тех пор, как это место осквернено тобою было!

– Ну ладно вам! Может, все‑таки выпустите мою ногу?

– Я не уверен, не уверен… Ведь ты, меня совсем не зная, мог бы пойти и дальше, верно?

– А что, если пойду?

– Ну, здесь тебе не просто улица, несчастный! – быстро возразил он.

– Тут так просто дальше не пройти! – С этими словами из‑под кучи вынырнула вторая рука, в которой оказалась бутылка. Затем оттуда же появилась заросшая волосами голова. Физиономия этого типа была мне совершенно незнакома. Пьяница выжал из бутылки несколько последних капель прямо в свою разверстую пасть, негромко рыгнул и поставил бутылку перед собой на землю. – Прикрой глаза рукой, – велел он, кривя рот. И как раз вовремя.

Какая‑то беззвучная и невероятно яркая вспышка рассеяла туман, и я почувствовал мощный поток пронизавшего меня неведомого излучения.

– Какого черта!

– Поток фотонов, – пояснил пьяница. – Мы решили: да будет свет!

– Между прочим, я видел, как тут что‑то черное пролетело. Очень низко,

– буркнул я сквозь зубы.

– А, это старый Уроборос кружит.

– Что ты мне сказки рассказываешь!

– Человек – млекопитающее, способное создавать метафоры.