Мы оказались в каком‑то очень странном месте, освещенном сероватым рассеянным светом. Куда ни посмотри – всюду виднелись сплетения разноцветных трубок, внутри которых проплывали желтые светящиеся шары, скапливавшиеся в местах соединений и выстраивавшиеся в очередь.

– Похоже на какую‑то огромную схему… – неуверенно предположил я. – Только исключительно сложную. Может быть, это внутренность какого‑то микропроцессора?

– Нет, я полагаю, это его далекие предки. Кончиком пальца Глория нарисовала в воздухе маленький прямоугольник, и он повис прямо перед нею, испуская яркое металлическое сияние. Его поверхность была вся покрыта какими‑то цифрами или буквами неведомого мне алфавита. Затем Глория коснулась маленького красного пятнышка в правом углу прямоугольного предмета, и символы на его поверхности стали меняться – в зависимости от того, какое движение совершала ее рука. При этом все вокруг нас тоже менялось, формы как бы перетекали одна в Другую. Наконец Глория взяла прямоугольный предмет рукой и опустила его куда‑то вниз. Все символы тут же исчезли. И все вокруг нас – тоже. Я решил не выдавать своего изумления – стиснул зубы, сжал кулаки и стал ждать. В конце концов движение вокруг нас замедлилось, потом совсем прекратилось. И я увидел перед собой совсем иную схему.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала она. – Назови любой из цветов радуги, простой или сложный.

– Зеленый, – сказал я.

– Хорошо. Это и будет цвет его стен и шпилей.

– Кого это «его»?

– Города, – ответила она.

И руки ее задвигались, как бы проникнув внутрь этих трубок и странным образом «подталкивая» сверкающие шары, скапливавшиеся на стыках. Глория без конца создавала также новые трубки и соединительные узлы – словно лепила их из теста – и направляла некоторые из шаров по этим созданным ею новым путям.

– Что это такое? – спросил я. – Что это за шары?

– Ты бы скорее всего назвал их электронами, – отвечала она, извлекая один и сунув его мне. Он почти ничего не весил, не был ни горяч, ни холоден и был упруг, как теннисный мяч.

Я вернул ей шар и спросил:

– А что ты, собственно, делаешь?

– Придаю семени нужную форму, – сказала она. – Я выбрала именно эту, потому что когда‑то уже работала с такой моделью и еще помню некоторые простые способы, с помощью которых можно обойтись наименьшим количеством ходов.

Я покачал головой.

– Это всего лишь обман? Или все‑таки что‑то стоящее? – пробормотал я.

– И того и другого понемножку, но в целом – ни то ни другое. Мы можем воспользоваться этим по своему усмотрению. И когда этого захочется нам самим. Здесь у нас, помимо всего прочего, центр дизайна и изготовления продукции. В общем, многоцелевой отсек, я же говорила.

– Значит, ты просто воспользовалась некой уже существующей моделью дизайна?

– Ну да.

– И что из этого получится?

– Те самые штуки, о которых ты говорил…

– Микропроцессоры?

– Угу. Точнее, целый комплекс, состоящий из миллиардов таких процессоров, в котором каждый из них служит конкретной цели. Представь себе некий набор микроопераций, служащих для созидания еще большего количества микропроцессоров. Представь себе мастер‑программу, которая их включает и выключает, заставляя работать в различном режиме и в зависимости от твоих потребностей. А теперь представь, что имеешь доступ к запасам сырья, необходимого, чтобы воплотить заданную программу в жизнь.

Я засмеялся.

– Звучит как расшифровка некоего генетического кода… Но поскольку ты сказала «город», то должен появиться неорганический артефакт, верно?

Она кивнула, подняла руку и снова извлекла из ниоткуда тот же прямоугольный предмет.