– А в тебе – твое. Так что давай пока считать, что у нас с тобой ничья, ладно? Весь этот спор случился из‑за того, что ты начала рассказывать мне историю Адама и Пранди, и я, право, хотел бы услышать продолжение.
Она согласно кивнула.
– После того как они поссорились и Адам отправился на задание, Пранди долгое время пыталась определить, куда же это он исчез.
– Так, значит, это секретный проект, не имевший отношения к «божественной» четверне из пробирки?
– Нет. Но поскольку Адам из числа «божественных», все делалось очень тихо.
– Ну и как же ей удалось его найти? Глория отвернулась от меня и легла на бок. Протянув руку, она погладила одну из своих старых кож, висевшую на стене. Доносившийся снизу неистовый кошачий концерт сменился более тихими и спокойными звуками.
Наконец Глория снова заговорила:
– У меня такое впечатление, что Пранди наняла одного из этих КОЛОССАЛЬНЫХ Охотников, чтобы тот выследил Адама во времени – у них это получается лучше всех, да и собственные способы путешествовать во времени у Охотников тоже имеются…
Я с трудом подавил смех, но все‑таки пискнул: «Ой!»
– И вот однажды, еще в Этрурии, она вдруг появилась у нас на пороге. Между влюбленными состоялось радостное, омытое слезами примирение, и они несколько лет после этого счастливо прожили вместе.
– Пока не поссорились снова? – спросил я.
– Вот именно. И тогда она ушла, а он очень долго печалился.
– Пока она не вернулась?
–Да.
– А потом они снова поссорились и она снова ушла?
–Да.
– И так веками?
–Да.
– Напоминает сложный брачный ритуал – когда супруги, когда им все надоедает, специально расстаются, чтобы затем, как бы возродившись вновь и став «совсем другими», вновь воссоединиться.
Внизу кошачьими голосами взвыли вновь воссоединившиеся.
Глория снова повернулась ко мне. Теперь она улыбалась.
– У тебя множество странных способов видения мира, – сказала она. – У большинства представителей твоего вида ничего подобного не наблюдается. Очень жаль, что и ты из числа тех же кровожадных ублюдков, которые убивают нас ради наживы.
Я закрыл лицо руками и затрясся в притворных рыданиях.
– Я плачу, – сказал я, – и эти слезы вызваны тем, что нам никак не преодолеть это бесконечное непонимание.
Она придвинулась ко мне и заглянула в лицо.
– Ничего ты не плачешь! – сказала она. – Знаю я твои шуточки. И слез никаких нет!
– И правда нет. Я, в общем‑то, не очень умею притворяться. Зато все время пытаюсь разобраться в своих чувствах по отношению к тебе – во всяком случае, в них немало конфуцианского спокойствия и глубочайшего уважения.
Она коснулась моей шеи.
– Ты самый странный из всех известных мне Охотников! – сказала она.
– Но я отказываюсь служить неким твоим самовоплощающимся пророчеством!
– заявил я. – Итак, чего же нам теперь следует ожидать от Адама и Пранди? Периода семейного блаженства? Глупейших просчетов, вызванных любовным томлением – типа непреднамеренного применения к клиенту лоботомии, когда тот всего лишь хотел избавиться от абсолютного слуха?
– Да, подобных глупостей ожидать вполне можно, – сказала она. – Но у меня такое предчувствие, что долго это не продлится. Я ведь давно слежу за развитием их отношений, и данное примирение существенно опередило заданный веками график. Так что на этот раз я решила повнимательнее прислушиваться к речам Пранди.
– На этот раз? Ты что же, играешь в жизни бедной девочки роль свекрови?
Она долго и громко шипела, потом ответила вопросом на вопрос:
– Так ты хочешь дослушать эту историю или нет?
– О да, пожалуйста! Рассказывай. |