И тут я совершенно отвлекся. Дело в том, что у него за спиной, в прихожей, появилась женщина. И не просто женщина, а одна из самых очаровательных прелестниц! Высокая, гибкая, с темной, какой‑то дымчатой кожей, с густой гривой очень светлых, почти белых волос, в массе которых весьма, как это ни странно, натурально мелькали черные прядки. Водопад волос укрывал ее почти до пояса. Уши в верхней своей части у нее были чуть заостренные; их украшали серьги в виде серебряных колец. Ногти у красавицы были черные, длинные и тоже заостренные; подбородок маленький, а лоб широкий. С ее плеч ниспадал черный плащ, а тело было искусно задрапировано узкой полосой черной материи, обвивавшей его подобно спирали. Плащ украшала серебряная застежка. А на ее левой лодыжке я заметил серебряный браслет. Ее желтые глаза не мигая смотрели на Глорию. Затем незнакомка поднесла палец к губам, и Глория едва заметно кивнула. Меня всего прямо дрожь пробрала, когда красавица встретилась со мной взглядом и снова поднесла палец к губам.

Затем она беззвучно приблизилась к Адаму со спины.

– …а Роберт Хаас, послуживший прототипом Свана note 33,

– вещал между тем Адам, – был среди них самым замечательным…

Внезапно дама, исчезла. Сперва я решил было, что и ей тоже известны все эти трюки с телепортацией. Но потом я увидел, что она просто опустилась на четвереньки, выгнула спину, припала к полу, поползла…

И прыгнула! Но Адам все же успел с улыбкой обернуться ей навстречу и поймать ее на лету, хотя на ногах устоял с трудом. А еще через несколько мгновений они сплелись в клубок и покатились по полу, издавая такие звуки, которые достойны разве что уличных котов.

Я придвинулся к Глории ближе, посмотрел ей в глаза и тихонько спросил:

– Что происходит?

– Это Прандха Ради – или Пранди для краткости, , – пояснила Глория.

– Старая подружка Адама. Они играют в эту игру уже несколько столетий. – Глория подошла к Рубильнику и выключила его. – Очень не хотелось бы, чтобы именно сейчас к нам забрел какой‑нибудь клиент, – сказала она. Теперь уже и Адам, и Пранди стояли на четвереньках и, как мне показалось, плевали друг другу в лицо.

– Это у них что, особо бурные эмоции так проявляются? – спросил я. – Или, может, у них язык такой?

– И то и другое, – ответила Глория. – Честно говоря, в последний раз она здесь появлялась где‑то во время Второй мировой войны…

– По‑моему, тебе все это не слишком нравится?

– Ничего подобного! Конечно же, мне это нравится! Ведь здесь так сложно отыскать настоящую женщину‑кошку… И Адам всегда так грустит, если они ссорятся…

– Может, на этот раз они ссориться не будут?

– Помотрим.

Она глазами указала мне на лестницу. Мне показалось, что это просто отличная мысль, и я поспешил за Глорией наверх, слыша у себя за спиной неторопливый обмен странными звуками – кошки то ли рычали, то ли шипели, – и не успел я достигнуть верхней ступеньки, как к этому полурычанию‑полушипению прибавились более определенные пронзительные вскрики‑утверждения.

Мы заперлись в комнате Глории. Снизу уже доносились звуки любовной возни.

– Расскажи мне историю их любви, пожалуйста, – попросил я, когда мы наконец устало развалились на широченной постели.