– Как же мы можем это доказать, пока не получим в руки протоколы суда? – ворчливо заметил я. – Это никуда не годная аргументация.

– Никуда не годная, согласен, – не стал возражать Рэндон. В его голосе не было ни страсти, ни раздражения, лишь готовность согласиться. – Сожалею, но система эта не предусматривает, что приговоренные к смертной казни могут иметь возможность избежать ее на такой стадии.

Или, другими словами, жизнь Каландры не представляла для него никакой ценности, чтобы воспользоваться ради её сохранения официальными каналами. Вот у лорда Келси‑Рамоса достало бы мужества пойти на это…

Но лорд Келси‑Рамос здесь не распоряжался. Распоряжался Рэндон. Я вздохнул. Редко доходило до того, чтобы что‑то так сильно взволновало меня, и я был вынужден действовать и думать как бы через какую‑то пелену, стоявшую у меня перед глазами.

– Хорошо, – сказал я. – Если я сумею раздобыть замену для Каландры перед тем, как нам нужно будет вылетать, сможете ли вы, как главное лицо на этом корабле, предоставить ей временную отсрочку от приведения приговора в исполнение?

Рэндон пристально посмотрел на меня.

– Разве одна жизнь может быть важнее другой? Меньше всего ожидал от вас такого.

Меньше всего я ожидал этого от себя. Я никак не прокомментировал эту фразу, и через секунду он кивнул.

– Хорошо, Бенедар. Нелегкая же у вас задача. Надеюсь, нет нужды повторять, что вы не должны выходить за рамки закона для того, чтобы снабдить нас зомби, или как?

Это напоминание я воспринял на удивление болезненно, почти как оскорбление. А может быть, боль внутри меня происходила из‑за того, что моя собственная совесть была нечиста. Если я был способен на то, чтобы в этой торговле за жизнь Каландры заплатить еще одной жизнью, то чем я был лучше тех, кто жертвовал жизнями сотен ради извлечения прибыли?

– Я понимаю, сэр, – сказал я. От волнения у меня пересохло во рту. – Благодарю вас, сэр.

Я повернулся, чтобы уйти.

– Бенедар! – позвал он меня.

Как можно хладнокровнее я повернулся.

– Да?

Его взгляд обрел почти физическую весомость.

– Вы уж, пожалуйста, не ошибитесь.

Я судорожно глотнул.

Правда? – вопросил Пилат. А что это такое?

– Да, сэр, – тихо ответил я и удалился.

ГЛАВА 5

Прошло ещё очень много времени, прежде чем я смог заснуть в эту ночь. Действительно, так много, что я не спал даже в половине второго, когда выключилась траектория Мьолнира и «Вожак» снова пребывал в обычном пространстве.

В этом лежании без сна в ночной тиши было что‑то необычно зловещее, нечто такое, что было мне знакомо уже очень давно, что‑то, наделяющее звуки, обычные в дневное время, чертами предвестников беды. И отдаленные щелчки прерывателей цепи Мьолнира не могли восприниматься как обычный рабочий шум. Я провел целую необычайно долгую минуту, внезапно оказавшись в невесомости, сердце мое билось где‑то у глотки, и невозможно было ничего расслышать, кроме его тяжёлых ударов. Может быть, что‑то уже произошло, неужели мы сбились с нашего пути сквозь Облако, и нам суждено было выскочить из него слишком рано…

Откуда‑то с кормы корабля до меня донесся слабый гул, который постепенно менялся по частоте и интенсивности, и мое ложе послушно отвечало на него едва ощутимым дрожанием, когда биокерамический потолок моей каюты сложился углом, чтобы оказаться в перпендикулярном положении к вектору ускорения.