|
– Медведь, медведь! – отмахнулась тетушка. – Ну, пойдем в дом, что же мы на крыльце… – В шатер, в шатер, сын Тамерлана! В шатер, дитя Атиллы! Где яства ждут и одалиски пляшут! – гремел Антон Петрович, простирая руку к двери. Они прошли в дом. Это было обширное двухэтажное строение с двумя большими террасами, бесконечными комнатами, переходящими одна в другую, биллиардной, гостиной с роялем и картинами, с тремя облепленными изразцами печками, мезонином, украшающим крышу наподобие сторожевой башенки. На внешний взгляд дом мог показаться совершенством: окруженный кустами сирени, он был покрашен в голубой цвет, козырек крыльца подпирался двумя деревянными колоннами, водостоки сверкали новой жестью, крыша являла собой образец кровельного искусства, блестящий стеклом мезонин был украшен башенкой с резным петухом. Но внутри все было не так совершенно: пол, на который ступил Роман, был гнил и проги-бался, обещая когда-нибудь провалиться вовсе, террасы были заставлены и завалены всяческой рухлядью – рассохшимися комодами, дырявыми корзинами, птичьими клетками, многочислен-ными цветочными горшками, чемоданами, саквояжами, смятыми шляпными картонками и кни-гами, лежавшими почти на всех вещах; гостиная при внешней помпезности походила тем не ме-нее на обнищавшего аристократа – черный, громоздкий рояль с потрескавшейся полировкой и желтыми клавишами был вконец разбит и расстроен, персидский ковер протерся в нескольких местах, кожаный диван провалился, кресла тоже; картины, занимающие почти обе стены и изо-бражавшие – одна – Неаполитанский залив лунной ночью, а другая – битву при Каннах, ме-стами облупились, золоченые рамы имели совсем плачевный вид, и кусочки позолоты хрустели под ногами, как яичная скорлупа на Пасху. Однако мраморный бюст Вольтера на ребристом постаменте сиял белизной. Комнаты были тесны, запылены, старая мебель сплошь рассохлась и покосилась так, что дверцы шкафов не закрывались, а выдвинуть ящики представлялось воз-можным разве что Геркулесу. Очутившись в просторной прихожей, где по-прежнему, как и три года назад, было сумрач-но, висели огромные, намертво прибитые к стене лосиные рога, а рядом стояло изъеденное мо-лью, заваленное одеждой чучело кабана с желтыми клыками и стеклянными глазами. Роман улыбнулся, повесил шляпу и стал расстегивать пальто. – Раздевайся, Ромушка, и иди за мной наверх, я тебе комнату укажу, – проговорила Лидия Константиновна, направляясь к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. В этот момент по ней, скрипя и топая, спускался Аким. – Акимушка, поставил? – Поставил, Лидия Константиновна. Все, как велено. – Смотри не сверзнись, Сатир Крутояровский! – громко посоветовал ему Антон Петрович, открывая застекленную дверь террасы, где виднелся накрытый стол, украшенный букетом рас-пустившейся вербы. – Роман! Как расквартируешься – немедленно сюда! На расправу! – стоя в двери, гремел Антон Петрович. – Здесь у нас, брат, Крутояровские сатурналии! – Непременно, дядюшка. Роман повесил пальто на рога, погладил твердую, шерстистую морду кабана. – Спасибо, Акимушка. – Лидия Константиновна дала спустившемуся Акиму деньги. – Благодарствуйте, – широко улыбнулся он, зажав их в кулак. – Ежели что – так я завсегда. – Мы с тобой, Аким, обязательно на вальдшнепов съездим. В Мамину Рощу, – проговорил Роман, разматывая шарф. – А как же, Роман Лексеич. Съездим. – Он шагнул к двери. – Ну а теперь до свиданьица. Пора мне. – Прощай, Акимушка! – крикнула Лидия Константиновна, проворно поднимаясь вверх по лестнице. – Рома, за мной! Роман махнул рукой Акиму и стал подниматься по скрипучим, но еще крепким ступеням, держась за гладкие прохладные перила. |
