Спустившись по темной лестнице в кухню – такую древнюю, что ее можно было целиком перевезти в качестве экспоната на выставку эдвардианской эпохи, хозяйка принялась заваривать чай.

– У меня нет современного оборудования, а в поселке нет прислуги, которая умела бы обращаться со старой плитой, – сказала она, заметив удивленный взгляд молодого человека. – Это просто какой-то кошмар. Я здесь только и делаю, что меняю перегоревшие пробки. Поразительно, как быстро начинаешь разбираться в электричестве, став землевладельцем.

– Я думаю, это у вас в крови.

– Не скажите, все мои родственники – абсолютно неприспособленные люди. Дядя Годфри – кстати, это он довел поместье до нынешнего плачевного состояния – умер, свалившись с табуретки, это произошло около пятнадцати лет назад. Его дочь, моя кузина, тоже не умела следить за домом. Она умерла прошлой зимой, и этот проклятый мавзолей достался мне в наследство. Не могу сказать, что испытала чувство благодарности от такой щедрости. Да, еще она завещала мне свою собаку. День, когда я стала наследницей Уэллер-Хауса, стал худшим днем в моей жизни. Хотя собака мне нравится.

– Но ведь вы не обязаны здесь жить? Разве нельзя заколотить этот дом и переехать в небольшой комфортабельный коттедж?

Она тяжело вздохнула, заливая кипятком чайник размером с ванну.

– А кто будет менять перегоревшие пробки? Чинить прохудившуюся крышу? Прочищать засор в канализации? Если эту вычурную рухлядь оставить без присмотра, она развалится через неделю. Конечно, я думала о переезде, рассматривала разные варианты. Например: застраховать дом на хорошую сумму, устроить пожар и с заплаканным лицом получить свои денежки.

Аргайл уселся за стол и рассмеялся.

– Но они ведь моментально вычислят меня, верно? А я не собираюсь провести остаток жизни за решеткой.

– А нельзя кому-нибудь передать этот дом?

Мэри Верней фыркнула:

– Кому? Я – единственная из Бомонтов, кто заработал хотя бы пенни. Уж если у меня не хватает средств, то у остальных моих родичей не хватит и подавно. И отдадим им должное, у них у самих хватит ума отказаться от такого подарка.

– А Национальный трест?

– Они бы взяли его под свою опеку, но без долгов. А долгов у меня уйма. Так что положение безвыходное. Если только на меня вдруг свалится куча денег… Как прекрасно устроен этот мир, правда? Полагаю, у вас не найдется парочки лишних миллионов? А то мы бы могли сделать из этого поместья суперсовременный центр для проведения конференций или роскошный дом престарелых. Эх, мы бы уж выкачали из старичков все до последнего пенни!

– Нет, это не мое.

– Жаль.

– А детей у вас нет?

– Есть, целых трое. Двое из них – близнецы. Всех их раскидало по свету. И слава Богу. То есть я хочу сказать что, конечно, очень люблю их, но с тех пор, как они начали самостоятельно познавать этот проклятый мир, моя жизнь стала намного спокойнее. Я словно заново окунулась в свою молодость.

– Хорошо.

– А теперь расскажите мне о себе. Кто вы, откуда, с кем живете? Есть ли у вас жена? И самое главное, что происходит в нашем поселке? И какова ваша роль во всем этом деле?

И Аргайлу пришлось заплатить за чай подробным рассказом о своей жизни под пристальным взглядом язвительной женщины, сидящей напротив него. Скрупулезный допрос о смерти Джеффри Форстера, который она ему устроила, был под стать опытному следователю. Как ни странно, впервые с момента высадки в аэропорту он по-настоящему расслабился и оттого разболтался и рассказал о себе больше, чем собирался.

– Но вы преуспели в своем деле, дорогой? – спросила Мэри Верней, возвращаясь к его личной жизни после того, как выжала из него все сведения о Джеффри Форстере.