– Пошлют самолёты? «Кондоры»?

– Возможно.

– А у Королевских Военно‑воздушных сил там есть истребители?

– Думаю, что да, хотя точно не знаю. Не был там многие годы.

– В Люфтваффе, конечно, знают. Если там есть «харрикейны» или «спитфайеры», они не станут рисковать и посылать туда своих «кондоров».

– Они могут послать их в сопровождении «мессершмитов», самолётов дальнего радиуса действия.

– Ну, а если не пошлют самолёты, значит, в нас могут выпустить торпеду?

– Меня это как‑то мало волнует. Я думаю совершенно о другом.

– Я тоже. Торпеда – это уж на крайний случай. Знаете, может, нет необходимости сворачивать на юг вокруг Брессау и вокруг Бардхеда. Мы можем воспользоваться северным путем. Мимо селения Мерифилд. Так, кажется, оно называется?

– Я родился там.

– Боже, какой же я идиот. Если мы повернем на север, то нас же наверняка собьют торпедой. Так ведь?

– Да.

– Если же мы будем идти прямо на юг мимо Брессау, они подумают, что мы придерживаемся курса на Абердин.

– Можно только на это надеяться, лейтенант. Гарантии никто не даст. И сделать мы больше ничего не можем, – Совсем ничего?

– Ну, кое‑что можем. Спуститься вниз и пообедать.

– Вполне возможно, это будет наш последний обед, да?

Маккиннон скрестил пальцы, улыбнулся и ничего не сказал.

За обедом, по вполне понятным причинам, все сидели с серьёзными лицами. Паттерсон был в необычайно печальном настроении.

– Вы никогда не задумывались о том, боцман, что мы просто можем обогнать подводную, лодку? Совершенно не опасаясь, что взорвутся паровые котлы, мы можем выжимать скорость на два‑три узла больше.

– Задумывался, сэр. Уверен, это мы можем сделать. – В атмосфере чувствовалось напряжение. – Но я также уверен и в том, что немецкая подводная лодка сразу же заметит усиление оборотов наших двигателей. Ей останется только всплыть – тем самым она увеличит свою скорость – и разделаться с нами. Наверняка у неё на борту есть не менее дюжины торпед. Интересно, которая по счету попадет в нас?

– Нам и одной достаточно. – Паттерсон вздохнул. – Когда люди в отчаянии, они делают отчаянные предложения. Могли бы сказать что‑нибудь и подбадривающее, боцман.

– После тяжелого труда, – сказал Джемисон, – бывает отдых. После шторма – порт. А нас, боцман, похоже, ничего хорошего не ждёт – ни отдых, ни безопасная гавань. Так, да?

– Должно было бы быть, сэр. Но, как вы помните, – он показал на Джанет Магнуссон, – я обещал этой даме отвезти её домой.

– Вы очень милы, Арчи Маккиннон. – Джанет улыбнулась ему. – Хотя врёте, не стесняясь. Маккиннон ответил ей улыбкой.

– А вы имейте немного терпения.

Ульбрихт первым почувствовал изменение общего настроения.

– Что‑нибудь случилось, мистер Маккиннон?

– Да. По крайней мере, я надеюсь, что да. – Он посмотрел на Маргарет Моррисон. – Я вот думаю, будете ли вы так любезны попросить капитана Боуэна прийти в комнату отдыха?

– Ещё одна секретная конференция? Мне казалось, что все шпионы, преступники и предатели уже за бортом.

– Ну, я так не думаю, но кто знает? – Он осмотрел присутствующих за столом. – Мне бы также хотелось, чтобы вы все присоединились к нам.

На следующее утро, на рассвете, а светлеть в этих широтах начинает очень поздно, лейтенант Ульбрихт смотрел в окно по правому борту на равнинную местность, периодически проглядывавшую в просветах между шквалами мокрого снега.