Изменить размер шрифта - +
Но лучше всего, с точки зрения боцмана, было то, что снег усилился, пошёл густыми хлопьями. Маккиннон вполне разумно полагал, что если будет нападение, то оно, скорее всего, произойдет в дневные часы, хотя любой решительный капитан немецкой подводной лодки не откажется от нападения даже при луне. По опыту он знал, что большинство немецких подводников отличаются решительностью. Луна ночью наверняка будет. От снега днём – никакой пользы, но ночью – это уже гарантия безопасности.

Он прошёл в капитанскую каюту, где лейтенант Ульбрихт, развалившись на койке, курил дорогую гаванскую сигару – капитан Боуэн, несмотря на то что курил трубку, позволял себе выкурить одну сигару в день – и маленькими глоточками поглощал столь же дорогое виски, что в немалой степени способствовало его сравнительно благодушному настроению.

– А, это вы, мистер Маккиннон. Погода, кажется, улучшается. Ветер, похоже, скоро стихнет. Снег ещё идет?

– Да, и очень сильный. Просто не знаю, что и лучше. Звёзд вообще не видно. Это, по крайней мере, удерживает ваших друзей от нападения на нас.

– Друзей? Ах да. Я уже давно размышляю над тем, кто же на самом деле мои друзья. – Он попытался сделать жест свободной рукой, что было не просто со стаканом виски в руке и сигарой во рту. – Сестра Моррисон приболела?

– Не думаю.

– Насколько я помню, я её пациент. Нельзя же пренебрегать больным до такой степени. Человек запросто может истечь кровью.

– Мы этого не допустим, – с улыбкой ответил Маккиннон. – Я вызову её к вам.

Он позвонил по телефону в госпиталь, и ко времени его прихода туда сестра Моррисон уже его ждала.

– Что‑нибудь случилось? – спросила она. – Он себя плохо чувствует?

– Он обижается на то, что им жестоко пренебрегают, и заявляет, что может истечь кровью. Вообще‑то, он в хорошем настроении, курит сигару, пьет виски и, по‑моему, пышет здоровьем. Он просто скучает или чувствует себя одиноким, или то и другое вместе, и ему хочется кое с кем поболтать.

– Он всегда может поболтать с вами.

– Я сказал не с кем‑нибудь, а кое с кем. Я – не Маргарет Моррисон. Всё‑таки хитрецы эти лётчики Люфтваффе, Он всегда может обвинить вас в уклонении от своих обязанностей.

Он отвел её в капитанскую каюту, велел позвонить ему в госпиталь, как только она соберётся идти обратно, взял из капитанского стола списки и личные дела членов команды и отправился на поиски Джемисона. Вдвоем они затратили почти полчаса, просматривая личные документы каждого матроса и каждого механика, пытаясь вспомнить в деталях, что им известно об их прошлом и что члены экипажа говорили друг о друге. Когда они закончили, Джемисон отодвинул документы в сторону, откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.

– Ну и что вы думаете обо всем этом, боцман?

– То же самое, что и вы, сэр. Абсолютно ничего подозрительного.

Подходящих кандидатов на роль диверсанта нет, даже мало‑мальски подходящих. Можно спокойно идти в суд и свидетельствовать в пользу каждого из них. Но если мы принимаем версию лейтенанта Ульбрихта, а мы все – и вы, и мистер Паттерсон, и Нейсбай, и я – её принимаем, то в первоначальном составе команды обязательно должен быть человек, который бросил заряд в балластное отделение в тот момент, когда мы были борт о борт с корветом. И этот человек должен быть среди тех, чьи дела мы только что рассматривали. Если же не среди них, то среди медицинского персонала.

– Персонала госпиталя? – Джемисон покачал головой. – Персонал госпиталя, – повторил он. – Сестра Моррисон в роли Мата Хари? У меня богатое воображение, боцман, но такого я себе представить не могу.

– Я тоже. И в их пользу мы можем спокойно свидетельствовать в суде.

Быстрый переход