– И он вам нанес рану.
– Мне? Ну вы скажете!
– Нет, действительно. Его слова задели вас, потому что вы считаете, что он предпочитает виски вашему обществу. Разве не так? – Она ничего не ответила. Если же вы уверены в этом, значит, вы очень низкого мнения не только о лейтенанте, но и о себе. Вы сегодня вечером провели с ним целый час. Что он пил в это время?
– Ничего, – спокойным голосом ответила она.
– Ничего. Он – не пьяница, а ранимый парнишка. Ему неприятно, что он – враг, что он – под арестом, военнопленный, а кроме того, он прекрасно чувствует, что теперь ему придется всю свою жизнь жить с сознанием того, что он убил пятнадцать невинных человек. Вы спросили его, собирается ли он спуститься вниз. Вы поставили перед ним условие, а он хочет, чтобы его уговаривали, даже приказывали. Условие означает безразличие. Неудивительно, что он к подобным предложениям относится отрицательно.
Итак, что же происходит? Палатная сестра говорит о своём женском сочувствии, о намерении дать себе отдых и делает несколько резких замечаний, которые Маргарет Моррисон никогда бы себе не позволила.
Ошибка, которую, правда, можно легко исправить.
– Как?
Этот вопрос явился молчаливым подтверждением того, что такая ошибка действительно была сделана.
– Дурочка. Да возьмите вы его просто за руку и извинитесь. Или вы слишком гордая?
– Слишком гордая? – она была явно смущена. – Не знаю.
– Слишком гордая, потому что он – немец? Послушайте, мне всё известно о вашем женихе и брате, и мне ужасно жаль, но это не...
– Джанет не следовало вам об этом рассказывать.
– Не сходите с ума. Вы же рассказали ей о моей семье?
– И это не всё. – Она почти не скрывала своего недовольства. – Вы сказали, что они убили тысячи невинных людей и что...
– Это не мои слова. И Джанет этого не говорила. Вы делаете то же самое, в чем обвиняли лейтенанта, – врёте. Кроме того, вы пытаетесь уйти от вопроса. Ну хорошо, мерзкие немцы убили двух человек, которых вы знали и любили. Интересно, сколько тысяч людей они убили прежде, чем их сбили? Но разве это имеет значение? Вы никогда не знали ни их, ни их имен. Как вы можете проливать слезы о людях, которых вы никогда не видели, о мужьях и женах, о влюбленных и детях без лиц и имен? Странно, не правда ли, а от статистики веет такой скукой. Скажите мне, ваш брат когда‑нибудь рассказывал вам о том, что он чувствовал, когда на своём бомбардировщике убивал земляков своей матери? Конечно, он никогда их не видел, так какое это имеет значение, правда?
– Вы просто ужасный человек, – произнесла она шёпотом.
– Вы считаете меня ужасным человеком. Джанет думает, что я – бессердечное чудовище. А мне кажется, что вы чудная парочка лицемеров.
– Лицемеров?
– Ну знаете, как доктор Джекил и мистер Хайд. Палатная сестра и Маргарет Моррисон. Джанет точно такая же. По крайней мере, я не имею дело с двойными стандартами. – Маккиннон повернулся, чтобы уйти, но она схватила его за рукав и позволила себе, уже в который раз, уставиться ему прямо в глаза.
– Но вы же это не всерьёз, правда? Вы же не считаете на самом деле, что мы с Джанет лицемерки?
– Нет, не считаю.
– Ну вы хитрец! Ну ладно, ладно. Я помирюсь с ним.
– Я знал, что вы это сделаете. Маргарет Моррисон.
– Не сестра Моррисон?
– Вы не похожи на миссис Хайд. – Он помолчал. – Когда вы должны были выйти замуж?
– В минувшем сентябре.
– Джанет. Джанет и ваш брат. Они были очень дружны, не правда ли?
– Да. |