– Нам остается только молиться, боцман. Иного выхода у нас нет. Вне зависимости от того, как вы сами себя чувствуете, каждый человек на борту этого корабля у вас в долгу.

– Я навещу вас позже, сэр.

Он повернулся, посмотрел на Маргарет Моррисона, а затем на доктора Синклера.

– Её сильно задело?

– Довольно сильно, но ничего серьёзного. Она как раз сидела на постели капитана Боуэна, когда раздался взрыв. Её задело дважды. Довольно глубокое ранение в верхней части правой руки и незначительная царапина на лбу, сестра Мария только что закончила бинтовать.

– Ей предписан постельный режим?

– Да. Но как я ни настаивал, все напрасно. Больше я и пытаться не буду. Может быть, вы попытаетесь?

– Нет, благодарю вас покорно.

Маккиннон подошёл к девушке, которая обратила на него укоризненный взгляд карих глаз, слегка затуманенных от боли.

– Это ваша вина, Арчи Маккиннон.

– Точно так же сказала и Джанет, – со вздохом произнёс Маккиннон. – Невозможно всем угодить. Очень, очень сожалею.

– И будете жалеть, и не только за это. Физическая боль, чтоб вы знали, ничто по сравнению с болью душевной. Вы обманули меня. Наш горячо уважаемый боцман на самом деле является тем, в чем обвинял меня, – выдумщиком.

– О, господи. Многострадальный боцман вновь предстал перед судом. И что же я сейчас не так сделал?

– Не только то, о чём я уже упомянула, но вы заставили меня почувствовать себя полной дурой.

– Вот как? Ничего подобного я не делал.

– Нет, делали. Помните, на мостике вы сказали – шутя, конечно, – что вы можете сражаться с подводной лодкой только ведя огонь черствым хлебом и гнилой картошкой. В общем, что‑то вроде этого.

– Ага.

– Вот именно – ага! Помните ту эмоциональную сцену на мостике – эмоциональную с моей стороны, когда я говорила, что меня тошнит от дурацких разговоров, когда я умоляла вас сражаться и сражаться с ними. Вы же это помните?

– Да, кажется, помню.

– Кажется! Вы уже тогда решили, что будете сражаться с ними, разве не так?

– Допустим, да.

– Допустим, да, – передразнила она его. – Вы уже тогда приняли решение протаранить эту лодку.

– Да.

– Так почему вы не сказали мне этого, Арчи?

– Потому что вы могли случайно проболтаться об этом кому‑нибудь, а тот человек – Невидимке, который сделал бы всё возможное, чтобы об этом стало известно капитану подводной лодки, и тогда, уверяю вас, лодка встала бы в такое положение, что у нас не было бы возможности её протаранить. Вы могли даже, совершенно не зная об этом, проболтаться самому Невидимке.

Она даже не попыталась скрыть боль в своих глазах.

– Значит, вы мне не доверяете. А утверждали обратное.

– Я вам абсолютно доверяю, и повторяю вам это.

– Тогда почему...

– Причин много. Тогда вы были сестрой Моррисон. Я не знал, что есть ещё Маргарет Моррисон. Теперь мне это известно.

– Т‑так! – Она сжала губки, затем улыбнулась, явно успокоившись. – Теперь всё ясно.

Маккиннон оставил её, присоединился к ожидавшим его доктору Синклеру и Джемисону, и они втроем прошли к послеоперационной палате. Джемисон нес электродрель, молоток и несколько деревянных колышков.

– Вы видели входное отверстие от снаряда, – спросил Джемисон, – когда осматривали носовую часть?

– Да, видел. Оно примерно на дюйм‑два выше ватерлинии.