— Ты зачем к памятнику прицепился? — вспомнив о своей официальной должности, строго сказал он.

— Это не памятник, — выглянул из-за постамента Федька. — Они только на могилах бывают. А Ленин и сейчас живее всех живых! Его из мавзолея выгнали, он прибежал к нам и встал здесь.

— Ну, встал, так встал, — мягко сказал Зуев. — Он никому не мешает, а ты к нему привязался.

— Он меня сам позвал, когда я проходил мимо, — сообщил Федька. — Спросил, читал ли я его работу «Что делать?» Я и задержался, а он сказал, что надо было назвать эту работу по-другому…

— И как же? — подтолкнул вопросом впавшего в задумчивость недоучившегося философа Родион.

— Вспомнил: надо было назвать работу «Как делать!» — важно сказал Федька. — Что делать, ясно — коммунизм, но как делать — никто так и не знает.

— Шёл бы ты отсюда. У тебя в какой стороне дом?

Федька заоглядывался вокруг, затем забормотал непонятно что, глядя в сторону храма, по крыше которого кто-то ходил.

— Видишь? Это для него дом готовят, крышу перестилают!

— Для кого?

— Как для кого? Для Ленина! Его из мавзолея выгнали, он сюда явился. А кто его звал?

Зуев подобного мозгового выверта не ожидал даже от дурака, поэтому решил прекратить дискуссию. Краем глаза он только что заметил, что, открыв окно кабинета, на случайных собеседников с ухмылкой взирает Романов и наверняка всё слышит. Родион почувствовал, что смущается и краснеет, и пошёл прочь.

Улица, ведущая к храму, была пуста, в пыли копошились куры, псы лениво исподлобья поглядывали на незнакомого прохожего, но не лаяли, а только ворчали, если он останавливался и разглядывал красивые узорные наличники или резьбу на воротах. Встретившиеся Зуеву две пожилые женщины поздоровались с ним, грузовая машина обдала с ног до головы пылью и, пройдя через двор школы, Родион по дорожке запущенного сада подошёл к храму.

Вблизи он выглядел ещё более убогим и разрушенным, чем со стороны, но уже были видны следы работы человека. На стене яркой заплатой выделялась заделанная свежим кирпичом дыра, обрушенная паперть была поправлена, а рядом с ней находились ящик с цементом, небольшой штабель старых очищенных от штукатурки кирпичей, куча горбылей и речной, ещё не просеянный, песок.

Зуев вошёл в храм и увидел, что он пуст, и только в углу, налево от входа, стоял сколоченный из горбылей топчан, и на нём валялась одежда. Родион обошёл помещение, посмотрел на остатки росписи, вздохнув, глянул на дырявую крышу и вышел на улицу.

Размахова нигде не было, и, присев на ступеньки, Родион решил его дождаться. Спешить ему было некуда, и погода, и место располагали к тому, чтобы просто отдохнуть, глядя на деревья спелого сада, слушая ровный шелест листвы.

Вскоре к церкви подъехал грузовик, из кабины ловко выпрыгнул мужик в синей спецовке и спросил:

— Сергей тута?

— Нет, — ответил Зуев. — Сам жду. А вы кто будете? Может, знаете, где его найти?

— Мы-то из бригады. Шабашим. А вы кто?

— Я из района.

— А, — протянул мужик и, запрыгнув в кузов, стал сбрасывать оттуда листы старой железной кровли.

— Это вы Размахову привезли? — спросил Родион.

— Чего добру пропадать, а ему сгодится. Отрихтует и на крышу пойдут за милую душу. Вы его ждать будете?

— Наверно, — сказал Родион. — Только вот где он?

— Появится. Так скажите, что мы ему ещё кое-чего подбросим. Из старья, конечно, но есть дерево хорошее.

— А он что, покупает у вас?

— Да нет, — хитровато улыбнулся мужик, становясь на подножку грузовика.