— Я — Лика, — смущаясь, произнесла она.

— Да, конечно, — узнал Антон. Он смутился, услышав звук запора на нижнем этаже, постукивание шпилек, — Жанночка вышла из квартиры и начала подниматься.

— Я вообще-то узнать, как ты, — пробормотала Лика. — Проходила мимо. Подумала, может, тебе чего надо.

Признаться, чего ему сейчас было надо, Антон бы ей все равно не смог. Тем более, в лестничном проеме показалась Жанночка, — прямо в наброшенном домашнем халате.

При виде ее Лика оцепенела.

— О! — Жанночка слегка удивилась. — У нас тут детский сад? — Да нет, это так, — смешавшийся Антон отстранился, пропуская ее в квартиру, нетерпеливо посмотрел на нежданную гостью.

— Да, я просто так, — в спину Жанночке подтвердила Лика. Личико ее сморщилось. — В общем, рада, что ты выздоровел. Боясь расплакаться, она резко повернулась и припустила вниз.

— Эй! — спохватившийся Антон бросился к проему. — Спасибо тебе!

Дробот ножек был ему ответом.

Под вечер, проводив истомившуюся Жанночку, Антон в адидасовских тянучках курил на постели, бессмысленно улыбаясь в потолок. Он наконец стал мужчиной.

В квартиру вновь позвонили. Он отпер замок и в недоумении отступил, — на пороге стоял патлатый.

— Вадимом меня зовут, — сообщил патлатый и лучезарно добавил, — для особо приближенных можно запросто — Вадичка. С нечаянной тебя радостью, хозяин, приглашай в дом дорогого гостя. Он сделал попытку протиснуться внутрь. Но уткнулся животом в ногу, шлагбаумом перегородившую косяк. — Ты с чем приперся? - Так замириться пришел. Внезапно Антон догадался. — А! Похоже, в милицию замели и очко заиграло. — Было бы из-за чего, — Вадичка снисходительно фыркнул. — Вот если б ты коньки отбросил, тогда б неприятно. А так… — Тогда чего надо? — монголоидные глаза Антона недобро сощурились, на выступающих скулах заиграли желваки.

— Не хочется, чтоб папаша узнал. У меня папаша, между прочим, секретарь вашего обкома. Непомнящий, — слышал, конечно?

Антон безразлично повел плечом.

— По-дурацки тогда вышло, — посетовал Вадичка. — Но, если подойти к происшедшему с философической точки зрения, то во всем виноваты черные. — Что за черные? Негры, что ли? — не сразу сообразил Антон.

— Без разницы, — негры, армяне. Белому человеку из-за них по средней полосе России пройти невозможно. Я тебе как славянин славянину скажу: если мы их сегодня не задавим, завтра они нас давить начнут. Закон селекции. Улавливаешь?

— Улавливаю, кажется. Расизму-то папочка обучил?

— Не, папаше такое вслух говорить нельзя, — из-за должности. Это я сам дошел, — без стеснения признал Вадичка. — А насчет папаши, он по другой части нужен. Если после шкоды какой отвертеться, — да вот хоть как у нас с тобой, — отмажет. Погундосит, но отмажет. Ему судимый сын не с руки.

Вадичка не солгал, — проросший, словно лопух среди декоративной номенклатурной травки, он давно превратился в головную боль своих родителей.

Непутевый сын высокопоставленного партийного функционера, пристроенный отцом в МГУ, демонстративно вел богемный образ жизни, пропадая неделями то на каких-то несанкционированных Грушинских фестивалях авторской песни, то в общаге ВГИКа или среди художественного поп-арта, хотя сам не пел, не играл, не рисовал.