|
В институте заговорили о громких загулах московского аспиранта. После гулянки с двумя мутноглазыми подружками, которых Иван подобрал на вокзале, уборщица обнаружила в его комнате закатившийся за кровать шприц. В ректорат стал заглядывать местный участковый. Собственно, если называть вещи своими именами, только благодаря ректору Ивана еще держали в институте. Сначала Борис Анатольевич Демченко поддерживал молодого аспиранта в силу обещания, данного дядьке. Но, ознакомившись с первыми наработками, вызвался стать научным руководителем. И с тех пор опекал Листопада, неустанно внушая ему, что зарывать такой талант — преступление. — Не откладывай работу на будущее. Запомни, Иван, научная мысль — она тоже свежесть имеет, — твердил он. — Либо ложится на бумагу, либо вытекает со спермой. А из тебя, судя по жалобам, уже не меньше двух диссертаций вытекло. В конце концов, дабы сбить страсти, Демченко попросту договорился с Калининским университетом и откомандировал аспиранта Листопада на кафедру прикладной математики — якобы для завершения работы над теоретической главой, а на самом деле — от греха подальше.
Но для самого Листопада это мало что изменило. Иван чувствовал, как увядает, погружается в топкое, беспросветное болотце, из которого — еще немного и не будет выхода. Все было кисло, мелкокалиберно. Его деятельной, бурной натуре не хватало борьбы и преодоления. Листопад потянулся к графину. — Здорово, Ваня, друг старинный! — послышалось сзади. Иван круто развернулся. Подле стола, опираясь лайковыми перчатками на витую, мореного дуба трость, ему улыбался — легок на помине — Феликс Торопин. В кремовом, ловком на нем костюме и шикарных, остроносых шузах. — Феликс! Друган! — подогретый выпитым, Иван вскочил, шагнул, распахнув объятия, и — остановился. Улыбочки Феликса были, как фирменный набор его отмычек и "писок", — на все случаи жизни. Нынешняя улыбочка казалась острой и опасной, будто лезвие отточенной монетки, которой вспарывал он карманы ротозеев. Причину холодности понял бы и человек, куда менее чуткий, чем Листопад. — Так, вижу по морде, какую-то пургу про меня нагнали! Ну-ну, — Иван вновь опустился на стул, — оправдываться он не любил. А Торопин ждал именно этого. "Хрена тебе"! С преувеличенным удовольствием, причавкивая, Листопад вернулся к солянке. — Чем велик Демидыч, так это почками. Другие почки в солянку не кладут. Потому и золотистого навара нет. А без него солянка не та, — он облизнулся. — Опять же маслина здесь совершенно к месту. Именно маслина, а не оливка. Особенно под "Столичную". Или по-прежнему коньячишко предпочитаешь? — Как придется, — Феликс опустился-таки напротив, положил поверх скатерти трость. Перчаток впрочем не снял. Но когда Иван потянулся к графинчику, Торопин, опережая, демонстративно перевернул стоящую перед ним рюмочку. — Ну-ну, была бы честь оказана! — буркнул Листопад: встреча не складывалась. — Давно "откинулся"? — Какие ты, оказывается, слова знаешь, — Феликс недобро хмыкнул. — Вчера подъехал. Очень, признаюсь, мне тебя на зоне не хватало. — С чего бы? — Скушно без стукачей. Слово было сказано. Иван побагровел. Почувствовал, что рука его почти бесконтрольно начала сгибаться в локте. Заметил движение и Феликс и потому предостерегающе кашлянул. Этого хватило, чтоб Листопад опомнился, — не хватало только проблем с воровским кодлом. Времени хватило и для того, чтобы быстрый, будто калькулятор, Листопадов ум, прикинул, откуда могла пройти информация. — Замполита Звездина работа, — констатировал он. |
