Ключевое слово "заиграла" заставило Антона встрепенуться. "Сегодня же "Динамо" Киев на Кубок чемпионов играет", — вспышкой пронеслось в его мозгу.

Натянув на ходу телогрейку, он выскочил из избы. На порубленных ступенях сидел, облокотившись подбородком на обух топора, тяжко задумавшийся Листопад. Примостившаяся рядком баба Груня сострадательно оглаживала его по буйной головушке.

— Э-эх, Русь! — Антон скатился с крыльца и, утопая в грязи, побежал вдоль отходящей ко сну деревни. Увы, во всех домах, над которыми покачивались антенны, окна оказались погашены, — деревня рано отходила ко сну.

Минут через двадцать Антона начало знобить. Буйное оживление, вызванное "Солнцедаром", спало, и теперь ему хотелось только одного — побыстрей вернуться в дом бабы Груни и забраться на теплую, пахнущую прелыми телогрейками печь. Он посмотрел налево, направо, — кругом темнели мокрые и одинаково угрюмые дома. Пытаясь сориентироваться, покрутился на месте. Побрел наудачу. То и дело оступался, падал в какую-то жижу, проваливался в канавы, выбирался и — снова шел.

— Баба Груня! — подымаясь из очередной лужи, бормотал Антон. — Бабочка Грунечка, отзовись!

Никто не отзывался. Один, совсем один остался разнесчастный Антоша в сыром, мерзопакостном, неприветливом этом мире.

В низине, за домами, мелькнул свет. Обрадованный Антон побежал туда. Добежал, перелез через какой-то очередной плетень, свалился во что-то теплое и приятное. Подниматься больше не стал и, должно быть, забылся. Потому что проснулся он от озноба. Рядом кто-то почавкивал. Обильно попахивало говнецом.

— Вадя, ну ты ваще! — пробормотал Антон. — И убери рыло.

Он с силой оттолкнул воняющую Вадичкину физиономию.

Вадя хрюкнул. Не открывая глаз, Антон принялся его ощупывать, — мясистый Вадичкин шнобель сплющился так, что аж ноздри торчали наружу.

— Это кто ж тебя? — Антон ме-едленно приоткрыл верхний, разведывательный глаз. В упор, глаза в глаза, за ним следило свиное рыло. Не Вадичкино, между прочим, рыло.

Антона подбросило вверх, будто на катапульте. И тотчас рядом вскочила и завизжала огромная свиноматка.

Тряхнув головой, Антон осмотрелся: он стоял посреди загона в нарождающемся рассвете меж десятков гуляющих свиней и поросят. А у ограды заходились от хохота какие-то девахи, видно, свинарки.

— Дуй к нам, пока не сожрали! — расслышал он и — последовал совету. Едва перевалился он через плетень, как несколько девичьих рук обхватили его и принялись оглаживать.

— Цел ли? Господи, девки, да он же склизкий весь! Простудится! И пиписку застудит! Иль отгрызли? Надо б проверить да пожалеть.

Антон почувствовал, как кто-то принялся шуровать у него в штанах.

— Ой! Кака маленька да холодненька! — сообщил жаркий голос. — Сейчас погрею.

— Мне к бабе Груне надо! Там согреюсь, — под общий смех взмолился жалкий Антон. Его трясло. — Вы б меня отвели, а? Одна из молоденьких свинарок, хохочущая более и задорнее остальных, показалась смутно знакомой.