|
Но, бог даст, доживем до весны, я тоже преподнесу ей приятный сюрприз. - Жене вашей равных нет, - заметил Свирский и прибавил, опять остановясь, словно в удивлении: - А сколько в ней простоты! Некоторое время шли молча, потом Поланецкий стал его расспрашивать о предстоящей поездке в Италию. - Недельки три пробуду во Флоренции, - отвечал художник, - кое-какая работенка есть. И потом, в Сан Миньято тянет, какое там освещение! По Джиневре соскучился, в которую когда-то был влюблен, по Чимабуэ, наконец. Помните, в Санта Мария Новелла, в часовне Ручеллаи?.. А через три недели - в Рим. Я как раз я собирался об этом обо всем поговорить: сегодня утром у меня был Игнаций и предложил ехать вместе. - А! - сказал Поланецкий. - Ну и вы, конечно, согласились? - Не хватило духа отказать, хотя, между нами, с ним иногда бывает очень трудно. Сами знаете, как я его полюбил и жалею, но просто чертовски трудно, как мне ни неприятно вам это говорить... Слов нет, он очень, очень переменился. Я сказал еще пани Марыне на крестинах: сосуд драгоценный, но разбитый. Так оно и есть! Разве я не видел, как он мучился над этими письмами к вашей жене, собираясь описать ей Италию. Часами по комнате ходит, трет эту свою простреленную башку, сядет, опять вскочит, а бумага как была чистая, так и останется. Дай-то бог, чтобы к нему вернулся прежний дар. А всем ведь твердит, что будет писать стихи, но сам, видно, в этом уже сомневается и очень мучается. Я-то знаю, как он мучается. - Да, это большой удар был бы и для него, и для Елены, - отозвался Поланецкий. - Знали бы вы, как боролась она за его жизнь... боролась, чтобы спасти и талант! - Большая потеря была бы для всех, - согласился Свирский. - Но кого мне особенно жаль, так это Стефанию. Ее тоже сомнение берет, а будет ли он опять прежним, - это, пожалуй, ее больше всего удручает. - Бедняжка, - заметил Поланецкий. - Тем более что сам-то он даже и не вспоминает о ней, судя по всем этим его планам насчет будущих путешествий. Хорошо еще, что благодаря Елене у нее есть теперь средства к существованию. - Подожду год - и опять сделаю ей предложение, - сказал Свирский. - Чего уж там, если сердцем завладела! Вы не обратили внимания, как ей короткие волосы идут? Вот бы всегда такие носила. Год жду и молчу, а там будем считать, что руки у меня развязаны. Не может ведь быть, чтобы и ее отношение к нему за год никак не изменилось, особенно если он ровно ничего не будет предпринимать... Как странно! Думаете, я не делаю всего, что в моих силах, чтобы раздуть в нем хоть искорку чувства к ней? Вряд ли другой на моем месте вот так же шел бы против собственного сердца. Пани Бигель тоже старается, как может. Но поди попробуй? Ведь не скажешь ему: “Женись”, - коли он ее не любит. Но еще чуднее, что он и о той, прежней, кажется, совсем забыл. Положим, и целый табун таких девиц не стоит одной Стефании, но то особая статья! Мне-то важно, чтобы она не думала, будто я нарочно Игнация увожу. Отказать ему я ведь не мог, но если паче чаяния зайдет о том разговор, объясните, что я его, избави бог, не уговаривал и много бы дал, лишь бы ей было лучше, а мне, старому псу, хоть бы и совсем счастья не видать. - Хорошо, так мы и скажем, - ответил Поланецкий. - Благодарствуйте! Перед отъездом я еще зайду к пани Марыне попрощаться. - Непременно - и вечерком, чтобы посидеть подольше. |
