Впрочем, по правде сказать, влекло меня туда не любопытство, а самый
низменный страх. Я думал, что после этой ночи ничто уже не заставит меня
дрожать, но, покуда шел к висевшей на столбе бумажонке, понял, что глубоко
заблуждаюсь.
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ
ПОДЪЕМ В ВОЗДУХ
НА ГИГАНТСКОМ ВОЗДУШНОМ ШАРЕ "ЛЮНАРДИ"!!!
Дипломированный профессор Байфилд, всемирно известный представитель
наук Аэростатики и Аэронавтики, имеет честь сообщить знатным и благородным
господам Эдинбурга и его окрестностей...
Это было внезапное и радостное потрясение -- я снова почувствовал почву
под ногами, как выразился бы воздухоплаватель Байфилд. Я воздел руки к
небесам. Я разразился сатанинским смехом, который оборвался рыданием. От
смеха и рыданий мое изможденное тело дрожало, как лист, и я брел по полю
неверными шагами, качаясь из стороны в сторону под напором неудержимой
бессмысленной веселости. Один раз посреди очередного приступа смеха я вдруг
стал как вкопанный и невольно подивился звуку собственного голоса. Просто
непостижимо, как у меня хватило воли и соображения доплестись наконец до
условленного места встречи с Флорой. Впрочем, тут ошибиться было невозможно:
сквозь туман вырисовывались очертания продолговатого низкого холма,
увенчанного еловой рощицей, которая к западу сходила на нет, как спинной
плавник огромной рыбины. Я не раз прежде смотрел на него с другой стороны, а
в день, когда Флора стояла рядом со мною во дворе Замка и показывала на
дымок, вьющийся из трубы "Лебяжьего гнезда", я глядел прямо сквозь эти ели.
Только с этой стороны вдоль того, что можно было бы назвать рыбьим хвостом,
тянулась трещина, а по ней шла тропа в старую каменоломню.
Я добрался туда чуть ранее восьми. Каменоломня лежала влево от тропки,
которая вилась дальше вверх по северному склону холма. На тропке мне
показываться не следовало. Я отошел от нее ярдов на пятьдесят и шагал взад и
вперед, от нечего делать считая шаги, ибо стоило мне хоть на минуту
остановиться, как холод вновь пробирал меня до костей. Раза два я сворачивал
о каменоломню и стоял там, разглядывая прожилки в вырубленной породе, потом
вновь принимался мерить шагами свои шканцы и поглядывать на часы. Десять
минут девятого! Вот глупец, вообразил, что ей удастся провести стольких
соглядатаев! А голод все сильней давал себя знать...
Покатился камешек... легкие шаги по тропинке...
Сердце мое екнуло. Это она! Она пришла, и земля снова расцвела, точно
под легкой стопою богини природы, ее тезки. Объявляю вам со всей
серьезностью: едва она появилась, погода стала улучшаться.
-- Флора!
-- Мой бедный Энн!
-- Шаль мне весьма пригодилась, -- сказал я.
-- Ты умираешь с голоду!
-- Как это ни грустно, ты недалека от истины. |