-- Все равно как кита на буксире тащим, сэр, -- задыхаясь, вымолвил
гребец позади меня.
Я круто оборотился. Голос, говор -- да и лицо! -- были в точности те
же, что и у рулевого, но если так говорить мог бы и англичанин, то уж в
чертах его лица не было ничего английского. Эти два матроса поразительно
походили друг на друга, точно близнецы, точно гуртовщики Сим и Кэндлиш.
Обоим лет под сорок, оба уже с сединой в волосах, вокруг глаз у обоих
морщинки, как у всех моряков, принужденных постоянно щуриться, вглядываясь в
даль. Я присмотрелся к остальным; трое передних гребцов, хоть и совсем еще
юнцы, и чертами лица и сложением до неправдоподобия напоминали старших: те
же долговязые фигуры, серьезные продолговатые лица, смуглая кожа и
задумчивый взгляд, -- иными словами, все тот же Дон-Кихот Ламанчокий в
разные годы своей жизни. В ушах у всех -- и молодых и старых -- поблескивали
серебряные серьги.
Я раздумывал об этом сходстве, когда раздалась команда "суши весла! ",
и мы остановились борт о борт с бригом, у самого трапа. Когда я поднялся по
трапу, мне протянул руку и учтиво помог ступить на палубу высокий старик,
худощавый и сутулый, в свободном синем кителе и парусиновых штанах; судя по
достоинству, с каким он держался, то был капитан корабля, а судя по чертам
лица -- глава этого семейства. Он приподнял фуражку и обратился ко мне
весьма любезно, но, как я теперь припоминаю, в голосе его сквозила
усталость.
-- Рискованное приключение, господа.
Мы подобающим образом его поблагодарили.
-- Я рад, что мог быть вам полезен. Тот катер вряд ли подобрал бы вас
скорее, чем минут через двадцать. Я уже передал туда сигнал, надеюсь, они
доставят вас обратно в Фалмут в целости и сохранности, хоть вы и порядком
промокли.
-- Мои друзья, конечно, воспользуются столь счастливой возможностью, --
сказал я. -- Что же до меня, это отнюдь не входит в мои намерения.
Капитан помолчал, словно взвешивая мои слова; они, без сомнения,
озадачили его, но он добросовестно силился меня понять. Глаза у него были
серые, взгляд удивительно прямой и открытый, как у ребенка, но зрачки
какие-то затуманенные, и какая-то в них рассеянность, отчужденность, словно
окружающий мир со всеми своими заботами и суетой мало его касается.
Странствия научили меня наблюдательности, и я вспомнил, что уже видывал
такой взгляд: так смотрят поверх очков глубокие старики, которые
зарабатывают свой жалкий кусок хлеба, сидя на краю дороги и разбивая камни.
-- Боюсь, что я не совсем вас понял, сэр.
-- Ведь это один из знаменитых Фалмутских пакетботов, не так ли? --
спросил я.
-- И да и нет, сэр. Это и в самом деле был пакетбот и, смею сказать,
знаменитый. |