Дни ли, годы -- пусть! Все равно вернусь,
Любовью своей влекомый,
И уж больше вовек не расстанусь, нет,
С той, что осталась дома!
Как только из-за холма выглянул конек хорошо знакомой кровли, я
отпустил кучера и пошел далее пешком, весело насвистывая все ту же песенку,
но, дойдя до садовой ограды, умолк и принялся искать то место, где когда-то
через нее перелез. Я нашел его по густым ветвям бука, нависшим над дорогой,
и, как тогда, бесшумно взобрался на ограду под их прикрытием, вернее, они
прикрыли бы меня, ежели бы я вздумал там ждать.
Но я не собирался ждать, зачем? Ведь в нескольких шагах от меня стояла
она! Она, моя Флора, моя богиня, с непокрытой головою, окутанная утренним
узорчатым покрывалом солнечных бликов и зеленых теней, в сандалиях, влажных
от росы и, как тому и быть должно, с охапкою цветов -- пунцовых, желтых,
полосатых тюльпанов. А перед нею, спиной ко мне, все в той же куртке с
памятной заплатой на спине, опершись обеими руками на лопату, стоял Руби,
садовник, и выговаривал своей молодой госпоже.
-- Но мне нравится срезать тюльпаны на длинном стебле, вместе с
листьями, Руби!
-- Дело ваше, мисс, а мое дело вам сказать: луковицы-то вы начисто
загубите.
Ждать долее я уже не мог. Едва садовник нагнулся и вновь принялся
копать землю, я схватил обеими руками ветку бука и тряхнул ее. Флора
услыхала шелест листьев, подняла голову и, увидав меня, тихонько вскрикнула.
-- Что это вы, мисс?
Руби мигом выпрямился, но она уже оборотилась и глядела вдаль, на
огород.
-- Там какой-то малыш забрался в арти... то есть в клубнику.
Садовник швырнул лопату и заспешил к огороду.
Флора оборотилась ко мне, тюльпаны упали к ее ногам, и о, как радостно
она вскрикнула, какой восхитительный румянец залил ее щеки! Ее руки
протянулись ко мне! Все повторилось снова, все было точно так же, как в
первый раз, с тою лишь разницей, что теперь и мои руки протянулись ей
навстречу.
Все странствия кончаются
Свиданием влюбленных.
Садовник успел пробежать уже ярдов двенадцать и вдруг остановился: то
ли услышал, как я слезал со стены, то ли смутно припомнил, что однажды его
уже подобным образом провели. Как бы то ни было, он оглянулся как раз
вовремя, чтобы увидеть Флору в моих объятиях.
-- Боже милостивый! -- воскликнул он и с минуту стоял, точно окаменев;
потом вперевалку заторопился к дому, к черному ходу.
-- Надобно сей же час сказать тетушке! Она... куда же ты, Энн? --
воскликнула Флора, хватая меня за рукав.
-- В курятник, конечно, -- отвечал я.
Через минуту, взявшись за руки и заливаясь счастливым смехом, мы уже
бежали по дорожкам к дому. |