Протопав в угол зала, Вадим свалил груз на сложенные маты и только теперь смог разглядеть перехваченную у Шершней добычу. Серк оставался по‑звериному насторожен, однако прежнее буйство в нем утихло, и на Вадима он поглядывал без особенной злобы, будто обостренным чутьем не улавливал в пленителе угрозы. Черт знает его, этого серка,– кажется, он пялился на Вадима даже с ожиданием. И что ему требовалось теперь: сырое мясо, чаша с кровью, самка… может, бог? Что за чушь!
– А ведь он красив,– заметил Вадим,– для тех, кто понимает. Смотри, какой!
И вправду, в развитии плоти серк, кажется, достиг отмеренного природой предела, за которым кончается человек. Огромный его костяк поражал соразмерностью; рельефные массивы мышц, увитые четким узором вен, походили на полированные валуны; натянутая матовая кожа – на тонированный мрамор.
Даже лицо оказалась молодым, безупречно правильным, прекрасной и мощной лепки. И пахло от, него, даже “пыхало”, непоколебимым абсолютным здоровьем. А еще – сутью могучего самца, на которую безотказно откликалась любая самка.
Но самое замечательное, что при всем том серк вовсе не поглупел. Наоборот: успокоясь, его мозг функционировал как часы, отменно решая свои нынешние звериные задачи.
– По крайней мере, это не тот, который за тебя подержался,– сообщил Вадим девочке.– Уже легче, да?
Хотя и тот, кто был на очереди вторым, добавил он мысленно. Но про это Юле лучше не знать, иначе не сумеет снизойти. Конечно, приручать можно даже людоедов, но уж не тех, что питались твоими родными.
Вадим присел рядом со зверем на корточки, разглядывая свисающий с массивного плеча предмет, смахивающий на разбухший и облепленный вычурными наростами пластиковый брандспойт. Из его горла, видимо, и выплеснулась эта прорва тонких жгутов, за мгновение превратившая грозного серка в беспомощный тюк. Вадим даже повертел штуковину в руках – с предельной осторожностью, чтобы случайно не выпустить зверя на волю: не настолько тот присмирел.
– И долго ждать, пока он обретет человечий облик? – с нетерпением осведомилась Юля.– Может, к нему даже вернется речь?
– Поговорить с ним можно прямо сейчас,– откликнулся Вадим.– Только что он расскажет – свою биографию? Она больше не играет роли.
– А что играет?
– Он зверь, Юля,– негромко сказал Вадим.– И с этим ничего не поделать. У него больше нет бога внутри. Но для наружного еще осталась лазейка, и сейчас важно, кто даст ему этого бога – Шершни или мы.
– Мы? – испуганно спросила девочка.– Что ли, серьезно?
– Ты,– с ухмылкой уточнил Вадим.– Он из женопоклонников.
– Совсем здорово! А где я возьму бога, ты подумал?
– Поройся в себе,– предложил он,– авось сыщешь. Теперь от тебя зависит не только собственная благодать. Ты же добрая, Юля! И всегда мечтала заиметь персонального зверя, почитающего тебя за богиню. А чем плох этот – слишком умен, да? Слишком опасен? Тем почетнее им повелевать, и тем нужней ему якорь на стороне, чтоб было кому сдерживать его дикость!..
– А сам чего ж? Твой якорь втрое против моего – по массе.
– Я не умею повелевать,– объяснил Вадим,– в меня это не заложено. Во‑вторых, тебя он вознесет куда выше, я чувствую. В‑третьих, я‑то сумею за себя постоять, а вот тебе не помешает второе тело – уж этот разорвет за тебя любого!
– Ну хорошо, а что для этого требуется? – спросила девочка.– Не стану ж я кормить его грудью!..
– Пока просто посиди рядом. Малыш еще не созрел. Только не касайся тросомета – боже тебя упаси!
– По‑моему, он перезреет скоро,– пробурчала Юля, однако послушно подсела к серку, с опаской поглядывая то на него, то на Вадима, удалявшегося от обжитого угла к зеркальной стене. |