Этот роман привлек к себе
пристальное внимание публики, став для нее чем-то вроде
спортивной борьбы, и кое-кто даже заключил пари насчет ее
исхода.
Все это было крайне неприятно синьоре Риччиотти, в иные
дни она с видом оскорбленной добродетели дефилировала по отелю,
шурша юбками, тогда как у Маргериты были заплаканные глаза, а
Штатенфос с непроницаемой миной сидел на веранде и пил виски с
содовой. Между тем он и девушка уже решили, что ни за что не
расстанутся, и, когда однажды душным утром синьора Риччиотти с
негодованием заявила дочери, что короткие отношения с молодым
цейлонским плантатором бросают тень на ее доброе имя и что
человек, не имеющий солидного состояния, вообще не смеет
претендовать на ее руку, очаровательная Маргерита заперлась на
ключ в своей комнате и выпила содержимое пузырька с
пятновыводителем, считая, что это яд, -- в действительности же
результатом было лишь то, что у нее снова пропал только-только
появившийся аппетит и лицо стало еще бледнее и одухотвореннее,
чем прежде.
В тот же день, спустя несколько часов, которые Маргерита
пластом пролежала на диване, а ее мать посвятила переговорам со
Штатенфосом, происходившим в нанятой для такого случая лодке,
состоялась помолвка, и на другое утро все уже могли видеть, как
энергичный заокеанский претендент завтракает за столом синьоры
Риччиотти с дочерью. Маргерита была счастлива, ее мать,
напротив, видела в помолвке неизбежное, но, возможно, все же
преходящее зло. "В конце концов, -- размышляла она, -- дома о
помолвке никто не узнает, а если со временем подвернется более
выгодная партия, то жених-то будет на Цейлоне и с ним можно
будет не считаться". И потому она настояла, чтобы Штатенфос не
откладывал отъезд, и даже сама пригрозила уехать и прекратить
всякое знакомство с молодым человеком, если тот не откажется от
своей идеи: обвенчаться без промедления и уехать на Цейлон
вместе с молодой женой.
Жениху оставалось лишь покориться -- и он, стиснув зубы,
покорился, потому что, едва помолвка состоялась, мать и дочь
словно стали единым целым и ему приходилось изобретать тысячи
уловок, чтобы побыть наедине с невестой хоть минуту. Он купил
для нее в Люцерне прекрасные подарки, но вскоре телеграфные
депеши вызвали его по делам в Лондон, а вернувшись, он увидел
свою красавицу невесту всего один раз, в Генуе3, куда она
приехала с матерью, чтобы встретить его на вокзале; он провел с
ними вечер, и рано утром на другой день мать с дочерью
проводили его в гавань.
-- Я вернусь самое позднее через три года, и мы поженимся,
-- сказал он, уже стоя на сходнях. Но вот сходни убрали,
заиграл оркестр, и пароход компании Ллойда медленно вышел из
гавани.
Провожавшие спокойно уехали в Падую, жизнь их вошла в
привычную колею. |